Игорь Чиннов - Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения

Просите, просите защиты!
Глухой, неприветливый мир!
Вернулся ограбленный, битый
Из бара сердитый банкир.

И видит: любовник в постели
Предался беспечному сну.
И руки его захотели
Убить молодую жену.

Убил. Но ведь будет же сниться…
И — липкая краска ножа…
И бросился женоубийца
С тринадцатого этажа.

Летел проклиная, сердито,
Но ждало его торжество:
Он прямо упал на бандита,
Который ограбил его!

Заутра на шумном вокзале
(Ведь ясен преступный мотив!)
Любовника арестовали,
В убийстве его обвинив.

А день был сухой и весенний,
И Ангел Расплаты затих,
Усталый от всех преступлений
И всех наказаний земных.

Когда Адам брюхатил Еву,
Нас даже не было. Но Бог
Нас наказал, поддавшись гневу.
Адам, распутник, чтоб ты сдох.

И вот – с полвека, на работу!
На холоду и в темноте…
Как будто бы в штрафную роту
Свободы ради? Те-те-те!

Да, Богу будто бы угодно
(Что знают книжники о Нем?),
Чтоб мы пришли к Нему свободно
(Хоть и сгибаясь под ярмом).

Бог — всеблагой и всемогущий,
Всеведущий? Зачем Ему
Испытывать меня? (Я в гуще
Смолы кипящей все пойму?)

Мне говорят, что я агностик
(Я этим прозвищем не горд),
И мне показывает хвостик
Худой зелено-черный черт.

Ах, к черту черта! Я три года
Готовлюсь к райскому лучу.
Зачем, о Господи, свобода?
Блаженства светлого хочу!

Все загадки бытия
Мы недавно разгадали.
Дождь и солнце, ты и я.
Над большим кустом азалий
Светит каждая струя.

На асфальт кидай, роняй,
Ливень, светлые медали!

Дождь прошел, и от перил
Тень по мраморному полу.
(Нет, не тень, а только полу-.)
Парус набирает сил.
Красной лапкой зацепил
Желтый листик белый голубь.

Спит зеленая змея
В синеватом ярком иле.
В пышном парке ты и я.
Много далий, много лилий.
Замок в мавританском стиле.

Что ж загадки бытия?
Мы о них совсем забыли.

Свет, сенокос, ветерок —
Помнишь? Июньский? Осенний?
Помнишь – веселый щенок
Лаял: собака на сене.
Весело в мире явлений.

Видишь? — Наводит сирень
Легкую тень на плетень.

Черный теленок, мыча,
Скачет в телячьем восторге.
Свинка в сияньи луча
Ест апельсинные корки.
Черные перья грача
Помнишь на светлом пригорке?

Светлый, задумчивый сад.
Жук переходит дорожку.
Помнишь — галчата галдят?
Две синехвостки глядят
Сверху на черную кошку.

Нет, не о зле и добре
На деревенском дворе!

Мечеть Омара в Ерусалиме –
Как тучный хан в золотистом шлеме
В кафтане, вышитом бирюзой.

А церковь нежная Магдалины
Свои девические воланы
Возносит, радуя белизной.

И охраняет башня Давида
Сон и торговлю пестрого люда
(Город могучих, могучих стен!),

Но уведет от базарных будней
Светлая церковь Молитвы Господней.
(Стань, помолись, не вставай с колен!)

В церкви нарядной Гроба Господня
(Там у мозаик всегда обедня)
Плачет Мария. «Мать, не рыдай…»

Недалеко Вифлеем, где справа
От лавок — храм Рождества Христова.
Мудрых волхвов приводит звезда.

Я не вернусь в Египет, в Абу-Симбел,
Где храмина Рамзеса, дивный символ
Империи, которой больше нет.

Но в Англии, в шекспировском театре
Я поклонюсь бессмертной Клеопатре:
На сердце от нее легчайший след.

Я помню луч на синем скарабее
В Каире, в примелькавшемся музее.
(Да, пирамиды. Помню, да. Закат.)

Египет. Без жрецов, без фараонов.
Песок холмов, песок пустынных склонов.
(Верблюды, Сфинкс. Я помню двух ягнят.)

Я не вернусь в святилище Карнака
И тайного магического знака
Не разгляжу в сиянии луны.

Но я храню на сердце — посмотрите! —
Тот милый облик нежной Нефертити,
Бессмертной фараоновой жены.

Здесь есть дольмены. Но друидов нет,
А я бы повидал друидов.
Солнцепоклонник пел, встречая свет;
Теперь не празднуют восходов.

Друидов нет. Есть миллионы жертв,
Но нет ни жертвоприношений,
Ни пения магических торжеств,
Ни погребальных заклинаний.

Мы бардов слушали в таверне на реке.
Какие скучные баллады!
Сказали нам на гэльском языке,
Что были магами друиды.

А в замках сумрачных, где гулок звук,
Мы не встречали привидений.
Им так наскучило пугать зевак,
Любителей старинных зданий.

Готические лилии у луж —
Аббатство, дождь, и путь к руинам,
И солнце, озарившее витраж,
Уже не видное друидам.

Пестрые домики, узкие улочки.
Двигалась мерно процессия.
Трон кружевной раззолоченной куколки
Пели монахини в честь Ее.

Как разрумянено мелкое личико!
Разве Она — Богородица?
Что ж, заступись и за нас, невеличка,
Нежная вестница Сына, Отца!

Знойная глушь голубой Португалии,
Серые ослики, пыльный дизель.
Как эти люди здесь умирали и —
Верили в вечную жизнь!

Верили в то, что замолит Пресветлая
Темные наши грехи,
Что воссияют у Бога Предвечного
Души, беспечно легки.

Голубь и луч в тишине баптистерия,
В мраморной чаше вода.
Так надоело мое маловерие,
Ангел Хранитель мой… Да?

Карнавальные Офелии,
Все Корделии, Коппелии
С нами знаться не хотели.
Мы на них – плевать хотели,

В небо с ярмарки летели.
В голубой Виолончелии,
В нежно-розовой Свирелии
Собирали асфодели,
На Психеюшку глядели.

А на деле — пили, пели — и,
Ох, устали от вращения
Обветшалой карусели!
(На зверей со скуки сели.
Всё одно – до отвращения.)

Лет так семьдесят назад
Мы лежали в колыбели,
Ангелочками глядели.
Хочется, браток, назад –
С карусели – в колыбели!

А росли, брат – не в Свирелии!
Не в Свирелии. В Метелии.
В нашей грустной Оскуделии.
Чуть душа держалась в теле.
Выжили. И постарели.
С горя песенку свистели
О Психее в черном теле.

Русское словцо на е…
Не тае, брат, не тае.
Зря лечили от печали
Нас на скучном карнавале,
Где Психею затолкали
В суете и толчее.