Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Пред нами дочь царя, чей город — груда тлена.
Как только довелось вкусить ей горечь плена,
Она все клонит взор и уст не разожмет.
Ни мрамор Пароса, ни Фулы чистый лед
Не холодней ее, недвижной, бессловесной.
Знать то о будущем, что смертному безвестно, —
Сей дар внушил ей бог, пугающий, немой.
Зловещий Аполлон, что полнит, скрытый тьмой,
Додону шелестом и звоном лирным Фивы,
Дал ясность мрачную троянке несчастливой.
Она увидеть ход грядущего смогла;
Отмщенья отсвет лег на гладь ее чела;
Царевной, пифией, и жрицей, и рабыней
Пришлось ей быть — удел, невиданный доныне!
В квадриге узница сидит и не встает.
Вслед пленным воинам глядит, смеясь, народ,
Босым, измученным — их подгоняют пики, —
И немота страшна, хотя забавны крики.

Эй, женщина, вставай. Ты не в стране своей.

Царица говорит. О, будь покорна ей.

Спеши. Тебя ль мне ждать? С тебя взыщу я строго,
Я выхода царя жду ныне у чертога.
Быть может, ты понять не в силах наш язык?
Что ж, если за море к тебе он не проник
В далекую страну, где ты взята добычей,
Ответь мне знаками — то варваров обычай.

О, если б знать язык, родной ее краям!
Такое же она внушает чувство нам,
Как разъяренный зверь, безжалостный и грубый.

Я больше не могу. Сковал ей ужас губы.
О Трое, скорбная, все думает она:
Чтоб трепет испытать, на долгий срок должна
Покрыться, как плащом, кровавой пеной дева.

Склонись перед судьбой. Я не питаю гнева.
Сойди. Тебя зовет цепей тяжелых звон.

О небо и земля! О боги! Аполлон!

Я здесь. Еще узришь ты зарево большое:
Пыланье Аргоса, ответ сгоревшей Трое.

Достиг я возраста эфеба [503] Достиг я возраста эфеба… — Эфеб — в Древней Греции — юноша, который получал право сражаться вместе с взрослыми воинами. ,
Шестнадцати лазурных лет;
Война, владычица Эреба,
Чей клич — суровый вестник бед,

Иду к тебе в ночи беззвездной!
И пусть у Ксеркса больше сил,
Я твой для славы, битвы грозной
И смерти; но молить решил

Тебя, в чьем взоре вспышки гнева,
Кому пребудет меч слугой:
Да будет избрана мне дева
Твоей зловещею рукой,

Та, что смеется безмятежно,
Не ведая житейских гроз,
Та, что на мир взирает нежно
И чьи сосцы — бутоны роз.

Мой черен рок, но я от юной
Мук не узнаю никогда —
Так благотворна для Нептуна
Рассвета яркая звезда.

Я крепко обниму ей плечи…
О, дай мне сердца жар излить!
Готов я пасть на поле сечи —
Успеть бы только полюбить.

Ты хочешь помощи, Майориан. Прими.

А кто здесь?

Океан, составленный людьми.

А кто вам вождь?

Никто.

Вас кто-то угнетает?

Да, жажда с голодом.

А кто вы?

Кто шагает
По всем краям земли сквозь темень и грома.

Отчизна ваша?

Ночь.

А имя ваше?

Тьма.

Строй ваших колесниц я вижу на равнине?

Ничтожная их часть перед тобою ныне.
То, что скопилось тут, — наш головной отряд.
Увидит разом всех один лишь божий взгляд.

Чего ж вы на земле желаете?

Скитаться.

До вашего числа возможно ль досчитаться?

Да.

Нашего орла увидеть рати всей —
Какой вам будет срок потребен?

Восемь дней.

Что нужно вам?

Тебе мы нашу мощь предложим.
Из ничего создать мы государя можем.

Вас Цезарь одолел.

Кто, Цезарь?

Вашу рать,
Уверен я, Дентат смог в битве разметать.

Об этом ты спроси скелет Дентата белый.

Сприкс вас погнал.

Смешно.

Побил вас Цимбер смелый.

У кой-кого из нас побит стальной шелом —
И только.

Кто ж сюда пригнал вас?

Ветер, гром,
Дождь с градом, ураган, ненастье грозовое,
Неистовство стихий — не что-нибудь живое.
Сильней нас ничего не знает этот свет.
Пред богом робки мы, пред человеком — нет.
Нам нужен в мире край, где можем жить раздольно.
Нам обещай его — и мы с тобой. Довольно.
За нас ты? Мир. А нет — готов к сраженью будь.

Я страшен вам?

Ничем.