Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

И я повторяю, как проповедь, вновь
Для вас, самых юных и искренних граждан,
Что самое главное в жизни — любовь!
А все остальное не так уже важно!

Читатель! Будь мне другом,
Опорой и душой,
Пойдем со мною лугом,
Где я косил косой.

Где мужики кричали:
— Не отставай, браток! —
И крепко выручали
Хлеб и воды глоток.

Пойдем с тобою лесом,
Который за холмом.
Тебе я с интересом
Все расскажу о нем.

Пойдем с тобою полем,
Где рожь и где овес,
И мы себе позволим
Расплакаться до слез.

Родная мать, бывало,
Играючи серпом,
Мне песни напевала,
Могу ль забыть о том?!

Пойдем с тобою цехом,
Где мой станок стоял,
Где я стихом и смехом
Рабочих забавлял.

Текла стальная стружка,
А сам я был каков!
Из уст моих частушка
Летела вдоль станков.

Пойдем по океану
На сейнере морском,
Я в море не устану
Кипеть в котле людском.

Давай закинем сети,
Да ты не спи, вставай!
Зайдет к нам на рассвете
Серебряный товар.

Читатель мой, ну где ты?
Откликнись, друг ты мой!
Учти — не все поэты
Так дорожат тобой!

Три травы дала знахарка
И сказала: — Пей всегда!
Я не вру тебе нисколько,
Я стара, и я седа!

Стал я пить зеленый, травный,
Горьковатый, терпкий сок,
И прорезался исправный,
Очень звонкий голосок.

Легче стало мне дышаться,
Бегать, лазить и ходить,
Стали все дела решаться
Вовремя, как надо быть.

Умерла моя знахарка,
Все, кто в мир пришли, умрут.
Но живет во мне закалка,
Три травы во мне растут.

Как одна трава — терпенье,
А другая — доброта,
Третья — музыка и пенье
И земная красота!

Мне очень повезло сегодня.
Я в трех шагах от соловья
Рассматривал его свободно,
Стоял, дыханье затая.

Не верилось, что он разбойник,
Как говорит о нем молва.
Он просто, как поэт, с разгону
Находит нужные слова!

Он весь, подобно водопаду,
Лавиной звуков падал вниз
И требовал одну награду:
— Услышь меня и отзовись!

Кто этот маленький комочек
То в жар кидал, а то в озноб?
Природы скромный уголочек,
Черемухи большой сугроб!

Березы белое свеченье
Сквозь легкий и зеленый дым,
Ручья чуть слышное теченье,
Гудящий бас шмеля над ним.

Стоял и стыл, благоговея,
У старой сгорбленной ольхи.
Не я, а соловей навеял
И рифмы эти и стихи.

Снегу навалило да растаяло,
Грязь такая, что нельзя пролезть.
Полюбила, а потом оставила,
Люди, как печальна эта весть.

Полюбила в майское цветение,
В самый глухариный ток весны.
В пору, когда бурное течение
Било по корням большой сосны.

Разлюбила в слякоть, в увядание,
В бездорожье, в серый день — среду!
Бьется в сердце горькое страдание
У честного мира на виду.

Все ее ругают: — Ну и бестия! —
Только я оправдывать горазд:
— Нет у нас, наверно, соответствия,
Значит, чем-то я не в самый раз!

Серая наволочь,
Небо как вата.
Лес чуть угрюм,
А вода рябовата.

Смолкла кукушка,
Не слышно зорянки.
Видно, у них
Голоса не в порядке.

И муравьи
Присмирели на кучах.
Дождик, наверно,
Увидели в тучах.

Но, невзирая
На хмурость и пасмурь,
День очень ласковый,
Теплый, прекрасный.

Все оживает,
Растет и добреет,
Время такое,
Что каждого греет.

Каждому шепчет
Весенние сказки,
Каждому дарит
Надежды и ласки.

Моя трава не безъязыка,
Живут в ней сердце и душа.
Ее зеленая музыка
Всегда звенит в моих ушах.

Трава нежна, трава шелкова.
И на футболе, где азарт,
Зачем ты ходишь бестолково
И мнешь ее?! Вернись назад!

Трава от солнца изумрудна,
На ней роса, как зеркала.
Мне без травы на свете трудно,
Мне звон строки она дала!

Россия — поле, и равнина,
И бесконечно дальний луг.
На нем растет трава-трави́на,
Мы вместе, нет у нас разлук!

Трава моя милая и луговая,
Такая зеленая и удалая!
Трава моя тихая, робкая ночью,
Тебя в темноте узнавал я на ощупь.

Шинель подстилал
И с винтовкой ложился,
Был рад, что солдатской
Махоркой разжился.

Трава моя нежная,
Тоненький шелест,
Как преданно ты
Подо мной себя стелешь.

Как мягко сгибаешься,
Нежно лелеешь,
Как служишь солдату,
Себя не жалеешь!

Трава моя,
Мудрая книга эпохи,
Признайся, скажи мне,
О чем твои вздохи?!

Самовары на столах,
Семьи в сборах и в согласье,
У невест на рукавах
Петухи поют о счастье.

С блюдца пьют, как из реки,
Седовласые Гомеры,
Язвицкие старики,
Водохлебы, водомеры.

Двадцать чашек дед мой пьет,
Ухает болотной выпью.
Двадцать первую нальет,
Поглядит и тоже выпьет.

Десять чашек я могу,
Это мне пустяк, полдела.
Дом срублю на берегу,
Чтобы ты мне песни пела.

Чтоб ходила босиком
По сосновому настилу
И, шумя своим крылом,
Целовала с жару, с пылу.

Говорила бы: — Чаёк
Заварю тебе, Викторка! —
Сердце: ёк! Сердце: ёк!
Как заведенная моторка!

Ты изящна, ты легка,
Взгляд серьезный и веселый.
Тяжелее облака
Те, что вовсе невесомы!

Чернозем твоих волос
Дышит нежностью и хмелем,
Ароматом чайных роз,
Майским месяцем апрелем.

Ты мелькаешь то в саду,
То под деревом орехом,
Вся в согласии, в ладу,
Вся наполненная смехом.

Вся звенящая, как зной,
Вся горячая, что лето,
Вся как замысел сквозной,
Как создание поэта.

Я с тобою рядом был,
Сердце в рельс тревожно било.
Не скажу, что полюбил,
Ну, а все же что-то было!

Чудо-возраст — двадцать лет.
Для него цветут вербены.
Молдаваночка, мой свет,
Погребены, Погребены!