Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Езжено, бегано,
Летано, плавано,
Планово и
Бестолково-беспланово.

Комната чистая,
Печка натоплена.
Сон — это явь, это жизнь,
Не утопия!

Здравствуй, подушка,
Пуховая схимница,
Я засыпаю,
Мне грех этот снимется!

Я был сегодня утром
Счастливый человек.
Ко мне в почтовый ящик
Забрался ночью снег.

Надел я полушубок,
Взял валенки-пимы,
Уселся у окошка
Читать письмо зимы.

Она меня корила,
Что я забыл снега.
Что не хожу на лыжах
Почти что никогда.

Она писала: «Помнишь
Сосновые боры?
Как ты бесстрашно, парень,
Летел с крутой горы».

Чего зиме ответить
По поводу письма?
Не надо оправданий,
Зима права весьма.

Натер мастикой лыжи,
Спортивный лоск навел,
От дома оттолкнулся
И на весь день ушел!

Метели завывают
Под зимнею звездой.
А птицы завивают
Заветное гнездо.

Наперекор метели,
Наперекор зиме,
Важнее нет им цели —
Гнездо у них в уме.

В уме очаг, потомство,
Даль, высота, полет.
У птицы нет притворства,
Она о том поет.

Особенно отличен
На это дело клест,
В пернатом царстве птичьем
Сам-друг ему мороз.

Выводит деток малых
Он даже в январе.
И нет ему скандала,
Что стужа на дворе.

Сидит себе на елке
И гнездышко чинит
Под завыванье волка,
Под пение синиц!

У метели рукава
Горностаевые.
На сравнении на этом
Я настаиваю.

У метели ворот — выдра,
Да нещипаная.
В закромах богатство мира,
Ох, несчитанное.

Сосчитай-ка озимь в поле,
Да по перышку!
Миллионам чисел надо
Мчать по полюшку.

У метели шуба с шумом,
С белой проседью.
Как она гарцует в паре
С белой лошадью!

Выступает балериной
Невесомою
Над рязанскою равниной,
Над соломою.

Улю-лю! И раскидала
Стон пронзительный,
И в Рязани напугала
Телезрителей!

Расплела седые клоки
На две стороны,
А над нею, как пророки,
Черны вороны.

Хватит каркать!
Сбила наземь
Нечисть с крыльями.
И в решительном экстазе
Тут же скрыла их.

И метет, метет, метелит,
Стонет в радости.
И ложится светлой тенью
Людям на душу!

Что на улице — снег или наледь?
Ясность зимнего дня или дым?
Или осень все так же сигналит
Золотым увяданьем своим?

А на улице слякоть, и сырость,
И ненастье — такие дела!
Туча серая покосилась,
Как избушка, что век отжила.

А на улице под ногами
Грязь, как будто печное чело.
Не бодается месяц рогами,
По ночам непроглядно черно.

Сквозь осеннее непроглядье
Электричка летит напролом.
А за ней, отдохнувшая за день,
Машет тьма вороненым крылом.

Я хотел бы песней стать,
Той, которая поется.
Только как ее достать,
Песня в руки не дается!

Песня — птица: порх — и нет!
Песня — луч: скользнул — и дальше!
Песня — это весь поэт,
Без единой ноты фальши.

Балалаечка, звени!
Мне милы простые звуки.
Был я занят, извини,
Не сердись и прыгай в руки!

Трень да брень, дон-дон, ди-линь!
Где все это? Да на Пресне!
От седых-седых былин
Ты, и я, и наши песни!

Шире круг, пойду спляшу.
Ой, как сердце часто бьется!
Завтра встану, напишу
То, что сразу запоется!

Сном праведника спит поэт.
Сном древних стен и древних башен,
И наведенный пистолет
Его безумию не страшен.

Он не убил, не обманул,
Не покривил душой ни разу,
В пустых словах не утонул,
Не разменял добро и разум.

Спит, как шахтер и кочегар.
Спит, как шофер и как водитель,
Как битый бурей камчадал,
Как пехотинец-победитель.

Чуть свет он выведет коня,
Которого зовут Пегасом,
Который гривою огня
Тряхнет, и где тут с ним тягаться!

Под ним земля, вершины гор,
Соборы, храмы, сосны, кедры,
Неунывающий простор,
Неотдыхающие недра!

Хочу осенний лес послушать,
Не между делом, а всерьез.
Хочу на суетность обрушить
Спокойствие больших берез.

До осени я снова дожил,
Теперь я жду тебя, весна.
Я человек. Я тоже должен
Быть долголетним, как сосна.

Она стоит на косогоре,
Как подвенечная свеча,
В таком торжественном уборе,
Такая царственная вся.

На тихо дремлющие лапы
Береза, словно ювелир,
Кладет лимонные накрапы,
И у сосны с березой мир.

Святое доброе соседство,
Живущее у них извне.
И нам бы знать такое средство,
Чтоб в мире жить, а не в грызне!

Белую березоньку
Сделали дровами.
Обругали бедную
Черными словами.

Плохо-де, мол, колешься,
Вся в сучках и шрамах,
Как тебе молилися
Наши предки в храмах?

В печку грубо бросили,
Вспыхнула, сгорела,
У того, кто сжег ее,
Сердце не болело.

Он и не задумался,
Он и в ус не дует,
Он живет в Калинине,
Рыбою торгует.

Рыба браконьерская,
Из браконьерской верши.
Честно пионерское,
Я его повешу!

Тают снега,
День прибывает.
Только весной
Это бывает.

Вот и земля
Вновь показалась.
— Как тебе там
Под снегами лежалось?

Не говорит,
Тихо вздыхает.
Только весной
Это бывает.

Двое идут
Под одною полою.
Гомон грачей
Над головою.

Встали к сосне,
Он ее обнимает.
Только весной
Это бывает.

Июнь подарил свою нежность траве,
А омуту тихую медленность вальса.
Июнь целый день говорил синеве:
— Дождя бы немного! Уж ты постарайся!

И облачко белое стало расти.
Сначала не больше коробочки хлопка,
Потом покатилось, как пудель в шерсти,
Потом растянулось, как та изгородка.

Потом разрослось, как крапива в лесу,
Построилось войском, во фронт развернулось
И, словно по графику, в пятом часу
Решительным ливнем природы коснулось.

— Спасибо! — чуть слышно шептала трава. —
За помощь, за ливень, за ласку и воду! —
И падали с листьев такие слова,
Какие я сам не придумывал сроду!