Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

В глазах мальчонки пламя и печаль,
Которую не высказать речами.
Я завтра буду здесь, и ты встречай
Меня опять минутою молчанья!

Когда солдат дает присягу
Хранить Отечество свое,
Так это значит, что ни шагу
Он не отступит от нее.

Он будет предано и свято
Беречь родные рубежи,
Чтобы в надежде на солдата
Цвели колосья мирной ржи,

Чтобы смотрелся тихий месяц
В свои речные зеркала,
Чтобы румянец у ровесниц
Опять война не забрала.

Две матери солдата любят:
Мать-родина и просто мать.
Солдат, приняв присягу, будет
Свою Отчизну охранять!

Я в День Победы видел слезы,
То были слезы торжества.
Клонились белые березы,
Сияла мокрая трава.

Шел пехотинец из Тарусы,
Кряжистый, крепкий коротыш.
Его просила мать-старушка:
— А ты, сынок, не торопись!

Ты видишь, я не поспеваю,
Так торопиться нам не след.
Глядеть, так вроде б я живая,
А вот в ногах-то ходу нет!

И слезы, слезы без уема…
Еще бы, столько лет ждала.
Всем объявляла: — Сын-то дома!
Цыганка мне не наврала!

Гремели майские салюты,
Спал пехотинец крепким сном,
Мать не спала и полминуты
И думала: «Посплю потом!»

Об осени. Опять о ней!
О чем же, коль уходит лето?!
Косяк печальных журавлей
Ударился в стекло рассвета.

И вдребезги — и тишина,
И синекупольная крыша.
Дверь настежь, и несет пшена
Гусятам бабушка Ариша.

— Дед, дрыхнешь? Встал бы поскорей.
Печь вытопил, я вся замерзла.
Да постыдился бы людей.
Зовут, иди, садись за весла.

Дед хроменький, но семенит,
Шагами расстоянье режет.
С Отечественной инвалид.
Но перевоз исправно держит.

И вот уж весла на весу,
И вот уж дед на середине,
И вот уж лай собак в лесу,
И вот уж люди на плотине.

А журавли летят, летят,
То прямо, то чуть-чуть правее.
Они, наверно, не хотят
Расстаться с родиной своею!

Не сойтись весне и осени,
Разная у них ретивость,
Непохожи полномочия,
Велика несовместимость!

Когда грустят седые,
С тоской в окно глядят,
Смеются молодые:
— Да ну их! — говорят.

Что мне сказать осталось
Не помнящим родства?
Вас ожидает старость,
Она уже близка.

Что с вами будет дальше?
Известно без наук:
И вас пошлет подальше
Не очень умный внук!

Уходит лето, как печально это!
Уходит жизнь, печальней во сто крат.
Знакомый клен сегодня в час рассвета
Открыл сезон и начал листопад.

Казалось, что оркестр печальный грянул
И звуки звонко взрыли синеву,
Когда сорвался с ветки лист багряный,
Закувыркался, тихо лег в траву.

Еще листок… еще листок сорвался
И медленно спланировал в кусты.
Не с этого ли в поле конь саврасый
По ветру громко гриву распустил?!

А листья все летели, и кружились,
И падали безмолвно в мягкий мох.
И под своим родителем ложились,
И слышался в лесу усталый вздох.

Клен милый, каково тебе сегодня,
Когда ветра холодные трубят?
Могу ли я сочувствием сыновним
Хоть капельку обрадовать тебя?

Мне подарили вятскую гармонь
На фабрике, в большом поселке Ганино.
И я ее привез к себе домой
И никому не дам на поругание.

Ни модному стиляге москвичу
И ни шуту эстрадно-безголосому.
Не трогайте! Она не по плечу
Таким, как вы, прошу вас по-хорошему!

В малиновых мехах горит заря,
Начну играть, и в дом войдет раздолие,
И оживает вятская земля,
С которой я знаком и даже более.

Я полюбил ее простых людей,
Бесхитростных, душевных, разговорчивых.
Мне так близка печаль ее полей,
Крик журавлей, отлетом озабоченных.

Звучи, моя гармонь, и озоруй,
Захлебывайся голосом неистово,
И песенную силу мне даруй,
Мне без нее и дня в боях не выстоять!

Ты говоришь, я примитивный
И прост мой песенный мотив.
Послушай, критик мой ретивый,
А солнце — тоже примитив?

А дождь над крышею ребристой,
Что всех в укрытие загнал?
А ландыш этот серебристый,
Что Лермонтова вдохновлял?

Глухарь токующий на ветке,
Глоток воды, ржаной ломоть —
Все примитив? Оставь наветы,
Тебе меня не побороть!

Я — жизнь! А ты сухая схема.
Да надоел ты — отвяжись!
Тебе была бы только тема,
А мне была бы только жизнь.

С грачиным граем над бродами,
Где зябнут вербы нагишом.
Где зарево над городами
Как свет зари над камышом!

Детинушка — сажень косая,
Ну, словом, русский богатырь,
Шел полем, в борозды бросая
Литые зерна доброты.

Он был и сеятель в пахарь,
И сказочник и фантазер.
Он заливался звонкой птахой
У русских речек и озер.

Он, как ребенок, был наивен,
Доверчивый был и простой.
Не потому ль к нему равнины
Просились в душу на постой?!

Не потому ли в сердце песня
Жила, как в гнездышке своем.
У нас сегодня день воскресный,
Давай Фатьянова споем!

Две матери живут на белом свете.
Двух сыновей на белом свете нет.
Для матерей они как были дети,
Так и остались ими с давних лет.

Одна Мария, а другая Анна.
Две матери, избранницы земли.
Нет сыновей, но славой осиянны
Два имени в космической дали.

Два сына. Две упрямых, дерзких воли,
Один и спал и видел Байконур,
Другой еще за партой, в сельской школе,
Мечтою в беспредельность заглянул.

— Я твердо знаю, полетят ракеты! —
Один сказал. — Посторонись, звезда! —
А в это время под Смоленском где-то
Родился мальчик, чтоб лететь туда.

Чтоб смело окунуться в мирозданье,
Бесстрашно в космос трассу проложить,
Чтоб, сдерживая радость и рыданье,
Сказать, вернувшись: — Мама! Сын твой жив!

Две матери. Две славы. Две легенды.
Две опаленных жизнью седины.
Они сыновним подвигом и делом
В единый круг, как сестры, сведены!

Две матери. Печаль закралась в лица,
Когда не стало славных сыновей.
Двум матерям хочу я поклониться,
Сказать спасибо ото всех людей!