Наталья Загвоздина - Дневник

Когда отпустит миф, когда ноябрь собьётся
в единое «вчера», чем будущность возьмёт?
Теченьем, чередой, избранностью, соборно?
И встретимся ли, и – достойно иль зазорно,
во благо иль во зло?

Назначена и пред-назначена другому
(не бодрствованью), ночь подталкивает с ног
в чуть сладкое и чуть солёное, что сном
покажется едва, и тут же – как рукою…
Так вяжешь колоски, невызревшие, в сноп…

Кто скажет: «Брось, усни», – и усыпит тем паче?
Свечных огарков горсть, горбатая постель…
Сей зреет, тот поспел,
покажется… Но спеть
попробуй на свету акафистом и плачем…

Сознанье шлёт покой. Бесстрастие – границы
разводит до «не быть». Гармонии пора.
В ней новое живёт и старое хранится.
Совместное – в ладу. Ты только не порань…

Ты только не порань рождённого осколком…
Молчанье дарит штиль, двойную глубину
вселенной – вверх и вниз, что вижу – ни за сколько
трудов не почерпнуть, до капельки, вину.

Мне друга жаль, а недруга – вдвойне.
Одно лицо. Двуликая походка.
Такая ненадёжная погодка
бывает положительно в твоей

землице. Не посеешь, не пожнёшь
в открытую – то там, то тут подмочит…
Но голову поднимешь – небо шлёт
спасительное вёдро на подмогу…

…А ты как перст. Как дурень без перста
Создателя, младенчиком проспавший
досюда, до упора… Неспроста
призванный на Отеческую пашню.

Мне друга жаль и недруга его,
в одном лице вытаптывавших поле.
За бренностью, не сердцем – рукавом
коснувшись живоносного… По воле —
своей – не закладной – ни у кого.

…Не девочка гуляет по доске,
яичной, деревянной… Входит Дева
ступенями в Святая. Потускнев,
доска преображалась, частью тела
единого собора становясь.

И сердце замирало от причастья
вхожденью, был рассудок на посту.
И малою очищенною частью,
сливаясь, узнавали – боль и счастье
едины, и не взяты – на посул.

Я потопталась, но… Но около, окольным
путём пришла к вратам, в ограду не вместив
(в игольное ушко) себя, поклажу… Сколько
опару ни меси, не выпечешь без сил

Подателя. С того стою у переправы.
Совместно. Вместе с тем, раздельно. На один.
С руки в другую и – обратно – ложь и правду
перелагая, бьюсь – за душу, и найти
так пробую пути.

Черно и честно. Числа посчитать —
получится почти зима… Россия…
Так не было отроду, почитай, —
не выпало ни маковой росинки,

ни снежной крупки… Крупно, хорошо,
но хочется ещё… Чего-то… Пусто
поодаль и вблизи… Как порошок
рассыпан звёздный сор… Я только путник,
декабрьский, под солёною луной…

Оглянешься – и идол соляной.

Здесь быть. И здесь лежать.
О чём меж тем хлопочем?
Пасись, но не ходи, свободная овца,
от Пастыря – там тать.
И зреющая почка, и вызревшая порча,
и весточка конца…

Меж тем так сладко жить
в саду… Нагорий, скудных
сезонною травой,
бежать… Куда, скажи?!
Ответ известен – стой, и не жалея уды,
не бегай всё равно.

Декабрь. Введенье. Дождь.
Грядущий день безвестен.
Колеблясь, как трава, бесцветная уже,
стихаю… Полдень тощ,
обветренный… В душе —
и сад, и Божий луг. С искателями вместе…

Да, каждый хочет знать про радуги седмицу…
Не каждый – о себе и воле, что над ним.
Но всё же чает свет, в которого вселиться
неплохо (разве нет?)… Иль глазиком одним

взглянуть… А впрочем жизнь – безмерна…
Да, без края… Почти… Она длинна… И за горой финал…
Ещё не здесь… Ещё… Теперь?! Теперь вина
отыщется вот-вот… Смотрите, как видна…

Мы – мертвые. Душа – свободна и бессмертна.

Ответив где-то «да», сказали «нет» друг другу.
Мы выбрали себя. Себя, себе, своё.
Отдали жизнь взамен совместного – не в руку
Творца. Она и так. А мы ещё – совьём…

Раз проще. Раз теплей. Раз безусильней. Почерк,
знакомый до чернил, нажима, запятой…
Мы подняли со дна, мы вычерпали… Почерп
не малый… Всё трудней гоняться за пятой

героя «без проблем»… И даже лёгких крыльев
крепленья (плоть и кровь) остались не у дел…
Мы больше не летим… И никакою крышей
тебя не охранить от мировых утех…

Дни ходят поперёк, и об руку и против
теченья… Глянешь – вскачь промчались…
И след простыл… И пожимать плечами
как будто в самый раз… Но некогда… И вроде
не вовремя… И так – печально
по осени зимой… Декабрь. И бродит
унынье по углам… Разлад и пропасть.

Не хочется пугать, пугаться под погоду
престранную… Сидеть – в светёлке!
Выдумывать слова. Не слушать тии толки.
И удаляться вглубь, в неближние походы,
не трогаясь… И не спешить подолгу
в возвратное… Где жизнь – по ходу…

Закрытый платом, спит на пастырском одре
возлюбленный отец взволнованного сонма
земного царства пред вступленьем. Наотрез
не зрящий на луну, на звезды и на солнце…
В Создателя вперясь чертоги до концов…
Но нам не услыхать призвания гонцов…

Так где же разность, что пошлёт Творец
из поднебесных сфер!? Вперяясь в землю,
мы старимся и телом, и душой…

…Летает по часам, без устали, скворец,
пестрея… Живность протирает зенки
спросонья… Божья тварь… Явился и ушёл.

Пребыть наедине с Создателем, и слышать
стенания толпы, смирением даря
оставшихся… Ничто не сделается лишним
отныне. Лишь слышнее вопли мытаря —
се стада… Пастырь тих. Он на своём пути.

Было б лучше жить в обнимку,
отвечать на все вопросы,
без нужды не задавая,
а её забыть и вовсе.
Не бояться, что отнимут,
отдавать тотчас, и просто
млеть на солнышке – едва и
припекло – на то и осень…

Всё бы радоваться свету,
золотой минутке, воле,
не своей. Подставить пуле
злой себя, спасая брата —
дурака… Не ждать ответа
от людей… Тебя – тем боле.
И смотреть, как в общий улей
прибывают мёд и правда.