Наталья Загвоздина - Дневник

Российского житья не вычерпать заочно,
как неродимых щей ни пробуй, ни хвали…
Как ни востри перо – ему ответит прочерк.
Какая жизнь… Ноябрь – гримаса, маска, лик?

В саду Монсо или в ещё
Саду задержишься недолго,
вмещаешься тогда – не только
в земную поросль. Тайный счёт

уже ведётся. Под ногою
ещё земля, границы, мир…
Всё движется – в единый миг
предстать нагою подноготной.

…Где все сады земли полны и откровенны
и бродит молоком взрослеющий рассвет,
где сам ложится свет мозаикой Равенны
и тает на глазах (увидишь: раз – и нет)…

В Италию… В кувшин, в сапог, в ковчег, в колодец…
О, путник, Ной, вино, прозрачная вода…
Что проще – полюбить?! Труднее – не воздать…
Покажется – уже… Но не достичь Коломны

ещё (её холмов ни счётом, ни красой
особой не равнять с семью)… Вечерний Рим
слит с вечностью в один мерцающий сосуд,
чтоб чисто смыть росой тысячелетний грим,
где мальчики земли волчицы грудь сосут…

Что ж Русская земля, что Старицы удел?
Лишь высмотреть глаза и снегом протереть.
И дальше по холмам коломенским… теперь —
как прежде и потом! Без мировых утех.

Разойдясь на неравные доли,
на исходе мой облик и срок.
Я уже искупаю восторг,
на земной задержавшись ладони.

Я уже не ловлю горячей
нарастающий утренний гомон,
и вместилище жарких речей,
как гортань, перехвачено комом.

Вот так, дружок, проходит жизнь.
Сегодня – здесь, а там – и Лета.
И никаким усильем жил
не удержать беднягу в клетке.

Птенец мой милый! Не сберечь
ни пуха первого, ни вздоха
последнего. И наша речь
не лишена, однако, вздора.

Всё происходит – там, а здесь…
Здесь я одна, сквозь сон и грёзу
одной невыдуманной позы
не изменив вчера и днесь, —

живу. Как тень или как призрак…
Обыкновенно – для других.
Мои нехитрые труды
земной привязанности признак.

Но если всё же наяву
руки моей коснуться можно,
о, как почувствовать под кожей
то, что душою назовут?

Мне больно, милые друзья,
и за окном – не рай.
Чему был рад вчера – не рад
сегодня. Так, дразня
то светлым ангела крылом,
то жгучей чернью бед,
то не задев, то напролом
уходит жизнь – на нет.

Быть может, слабая улыбка
моя – у вас.
И вы читаете урывком
о том сейчас.

В саду пустом не нарушаю
ветвей чертёж.

А если стану вам смешна я, —
так что ж?

Посмотрят звёзды и забудут —
с высот.
Навзрыд стучится кровь и будит
висок.

Смотреть подолгу в снег —
опасное занятье.
Как холодно запястье
пустившегося – вслед!
Призывный шёпот звёзд
как поцелуй больного.

Предсказывают взлёт
бесчувственные ноги…

Здравствуй, душа! На кого
ночь исподлобья глядит?
Есть ли какой наговор
в тихом мерцании льдин?

Есть ли – отрада – тебе?
Будет? – началу – конец.
С тайной какою теперь
взгляд обращаешь ко мне?

Я траурный платок
накинула на плечи.
Над головой поток
расположился млечный.

Мильярды звёздных душ,
и не чета – лампаде.
В глазах такая сушь —
не рассказать в тетради…

О, как меня найти?!
Мне ни с одним потоком
ни врозь, ни по пути —
пересекусь – и только.

Сказать прости – и перестать
быть тёплой и живой,
когда не разомкнуть уста
ни другом, ни женой…
И бесконечный видеть путь,
и не спешить – назад…
И не придумывают пусть,
как это всё – назвать.

Как мал мой угол! – если б знали вы.
Как невелик дворец и сад не убран…
Не охраняют мраморные львы
мой сон и не встречают утром.

Но – тишина. Она опять полна
внимания и исчезать – не склонна…

И вижу с ускользающего склона
поля, ещё поля, ещё… поля.

Бескрайний мир! Моей души держава.
Здесь родина, разлука и тоска…
А выйдет непреложная доска,
у жизни попрошу, чтоб – не – держала.

Что я добавлю к увяданью
снегов, не белых и больных?
Я только наблюдаю их,
сказать готовясь – до свиданья.

Не побегу, не крикну – вот!
Я так и знала, это – будет!
Когда другая жизнь пробудит
и ввергнет их в водоворот…

Я помяну их, не тая,
что долгожданна эта смена…
Но разве я потом сумею
вот так же на ветру стоять?

Как год назад – на волю – поворот.
Но из окна насмотришься ль на волю?
Создателя по воле иль невольно
не выберусь из минувших хвороб?

Но – что тогда – значенье и зеница,
и сущее – для ока и судьбы,
теперь – без промедления – забыть,
чтоб враз – без сожаления – забыться.

Пустым сознаньем зря не тешь
того, что падает в груди.
Оборотись! – Там пруд пруди
из слов, но… мы всё те ж…

Дай счастье – и его уж нет,
а с горем – губы лишь плотней.
И, возведя её из недр,
возлюбим радость худших дней.

Одинокое слово влетело —
поскорее закрою окно.
Мы – с тобою, Одна и Одно,
а до прочих – какое нам дело.

Мы останемся в доме пустом,
и измеряем все расстоянья,
а когда прозвучит расставанье,
я – вдогонку – неслышно – постой…

И – замру у слепого окна,
дожидаться без устали стану…
И с лица не сумею согнать
этот взгляд, вопросительно-странный…

В кромешной тишине мои пылают щёки.
Прожектор фонаря все тайны выдаёт.
Ахматова! Твои – перебираю «Чётки»,
чего не знала ты – я знаю – наперёд.

Сказала – и ушла. Из дома – как из схватки.
Рассеянно войду невидимой в народ…

О, улица! Давно – люблю твои повадки,
чего не знаешь ты – я знаю наперёд.

Моя звезда зажглась в далёком небосводе.
Вернусь! – мне здесь ночлег, а от неё лишь свет.
Но отчего порой меня с ума он сводит?
Того, что знает он, я не узнаю – нет.

Не повторится эта ночь…
Едва луна росою брызнет,
мы припадаем к новой жизни,
а нам всё чудится – точь-в-точь
трещит кузнец подвижной лапкой
и дышит изнурённый конь…
Мой милый, но горит огонь
в груди, безжалостно и сладко.