Евгений Долматовский - Товарищ мой

Здесь горячими ночами
Бились наши с басмачами.
Неприступен южный пост
Под косым наклоном звезд.

А на станционной ветке
Как встречают поезд редкий!
С королями поезда
Так встречают не всегда.

Там я с командиром взвода,
Что прошел огонь и воду,
Вел о Клаузевице спор
И о Каннах разговор.

Отвечал он слишком кратко,
На часы смотрел украдкой:
Ровно в девять счастье ждет
Возле западных ворот.

Все рассказывать неловко —
Критик буркнет: «Лакировка!»
«Правда жизни» здесь нужна,
«Поединок» Куприна.

Нет, не будет «Поединка»!
Ты на Кушку погляди-ка
Взглядом строевых солдат —
И яснее станет взгляд.

Вот и все стихотворенье
С этой присказкою древней:
«Дальше Кушки не пошлют,
Меньше взвода не дадут».

Все спуски, лестницы, откосы
Сбегают к бухте, а по ним
Бегут влюбленные матросы
Один вприпрыжку за другим.

В кульках, как дети, держат сласти,
А то курчавый виноград,
На корабли свои и в части
К двенадцати часам спешат.
А где подруги? Вот они,
Уходят по домам одни.

Гася поспешно папиросы,
Бегут влюбленные матросы,
Бегут не так, как здесь бежали
В атаку прадед и отец.
...Как мирно склянки отзвучали,—
Знать, увольнению конец...

Веселый бег. Веселый топот,
Ботинок маленький прибой!
Геройский город Севастополь,
Я виноват перед тобой:

Ни в обороне, ни при штурме
Я не был и пришел теперь,
Как на кружок литературный,
Где есть бои, но нет потерь.

И по скрижалям белых лестниц
С судьбою наперегонки
Бегу, жалея, что ровесниц
Не провожают моряки.

Пусть самым большим в жизни горем
Для воинов и их подруг
Такое будет!
Тишь над морем.
Лишь каблуков матросских стук.

Бетон, размолотый
Огнем и холодом.
Траву и ту скосило ураганом...
Один миндаль, осколками исколотый,
Остался над Малаховым курганом.

Один-единственный
Стоял и выстоял,
Хоть раны и сочились и болели.
Он в годы мирные оделся листьями
И оказался посреди аллеи.

Цветеньем радуя,
За юность ратуя,
Как памятник победе и природе,
Он встал за персональною оградою,
Мешая экскурсантам на проходе.

А рядом — новые
Ростки кленовые,
Посадки президентов и премьеров.
Для сада мира стал первоосновою
Миндаль, служивший мужества примером.

Когда бы т о поля,
Березку во поле
Или дубы за подвиг награждали,
Миндаль я наградил бы в Севастополе;
Да, он достоин боевой медали!

Я знал, я знаю Вашего отца,
Могу и должен Вам о нем поведать.
Не в силах я забыть его лица:
Его черты — в чертах самой Победы.

Услышав первый грозовой раскат,
Он из села Нероновские Вески
В Калязинский ушел военкомат,
Не дожидаясь фронтовой повестки.

Мы отступали. Лил кромешный дождь.
В грязи, в крови мы долго отступали.
«Я так и не успел увидеть дочь,—
Сказал он мне однажды на привале.—
Вчера был бой, и завтра снова в бой,
Я должен заслонить ее собой».

Он ранен был — не помню, сколько раз,—
До срока убегал из лазарета
И снова шел, подбадривая нас,
Сквозь злой озноб промозглого рассвета.

Он был на Волге, дрался на Донце,
Стрелковых рот охрипший запевала.
О Вашем замечательном отце
Советское Информбюро писало,

Как Ваш отец непрошеных гостей
На запад гнал, отбросил за границу.
А дальше не было о нем вестей —
На то война. Ведь все могло случиться.

Но к нам сквозь фронт, сквозь орудийный залп
Еще в ту пору вести доносились,
Что средь героев итальянских Альп
Есть партизан по имени Василий.

Домой он не вернулся... То есть как?
Ужель погиб в последней перепалке?
Нет! С девочкой спасенной на руках
Он встал теперь в Берлине, в Трептов-парке.
И в Вене он стоит, солдат простой,
На пьедестале, в каске золотой.

Еще хочу Вас попросить в конце,
Хотя пронзает сердце боль сквозная,—
Людмила, на вопросы об отце
Не отвечайте никогда: не знаю.

Это все началось не сегодня, а раньше —
В низком рубленом доме, в калужской глуши.
Небосвод был таинственен, грозен, заманчив,
Звездный путь приоткрылся для русской души.
Начался этот подвиг от залпа «Авроры»,
От огней в Ильичевых лукавых глазах.
Нашим стартом к неведомым звездным просторам
Были звезды на шапках и на картузах.
Мы прошли по дорогам суровым и лютым,
Не ища и не ведая легких побед,
Сорок пятого года стихийным салютом
Открывалась для мира эпоха ракет.
Древний край небоскребов в трясучке военной,
Пропустив свое время, не понял свой век.
От соломенных крыш до вершины вселенной
Самым первым советский взошел человек.
О герое, прошедшем сквозь звездные бури,
Лишь немногое миру известно пока,
Что он летчик, майор, что зовут его Юрий
И что утром апрельским взлетел он в века.
Вот уж пишутся песни о нем и поэмы,
Но дороже всего ощущенье одно —
Будто с ним к апогею приблизились все мы,
То, что видел он, всем нам увидеть дано.
Он открыл человечеству трассу к планетам.
Знал — вернется, но был ко всему он готов,
И вернулся на милую землю Советов
В день последних снежинок и первых цветов.

Весь день в музее областном
Спят экспонаты пыльным сном.
Грохочет кованый засов,
И крылья детских голосов
Трепещут в куполах веков
И монастырских потолков.
Но спят раскопок образцы,
Шеломов ржавые зубцы,
Святого безразличный лик,
Соха, и мамонтовый клык,
И утварь северных князей.
...Обычный областной музей,
Где, не успев осмотр начать,
Начнет экскурсия скучать.
Вдруг ток волненья пробежит,
И гости смолкнут: здесь лежит
Не просто память о былом —
Обрез кулацкий под стеклом.
Я долго перед ним стою.
Он в юность целился мою.
И это был тридцатый год,
Так объяснил экскурсовод.
Не буду говорить тебе
Речей о классовой борьбе.
Ты просто знай, что было так,
Что метил и в тебя кулак,
И этот старенький металл
Не сразу экспонатом стал.

Юный барабанщик, юный барабанщик,
Он стучит, как сердце,— тук-тук-тук.
Поднимает флаги пионерский лагерь,
Юный барабанщик тут как тут.
Дальние дороги, близкие тревоги,
Заклубились тучи впереди.
Ты уже не мальчик, храбрый барабанщик,
Сверстников на подвиг выводи!
Били — не добили, жгли — да не спалили,
Почему так рано стал ты сед?
По далеким - странам с верным барабаном
Мы прошли, оставив добрый след.
Времечко такое — не ищи покоя,
Взрослый барабанщик, взрослый век.
Поднимай, дружище, мир из пепелища,
Выручай планету, человек!
А вокруг кликуши, маленькие души,
И кричат и шепчут все они:
— Барабанщик старый, запасись гитарой.
Барабан не моден в наши дни.
С арфою и лютней тише и уютней!
Это нам известно с детских лет.
Но покамест рано жить без барабана,
Я его не брошу. Нет, нет, нет!
Младшим или старшим, дробью или маршем
Мы еще откроем красоту.
Старый барабанщик, старый барабанщик,
Старый барабанщик на посту.