Евгений Долматовский - Товарищ мой

Шлем войны гражданской,
Алая звезда.
Наш союз рождался
Вон еще когда!
...Есть для песен старых
Время новых встреч:
Красные мадьяры,
Слышу вашу речь.

Эшелоном едет
Слов крутой навар —
Сомбатхей и Сегед,
Секешфехервар.
Стройка Магистрали
Дышит тяжело.
Рельсы заблистали
Саблей наголо.

И у всех поэтов
Строчка есть одна,
Что дорогу эту
Строит вся страна,
А еще бригады
От соседей всех,
Немцы, и болгары,
И поляк, и чех.

Молотков удары,
Острый отблеск рельс.
Красные мадьяры —
Комсомольский рейс.
Дедовские тропы
Вспомни и познай.
С этих диких сопок
Виден ваш Дунай.

Перекличка ночных паровозов
Две страны оглашает окрест.
Крыши в зелени, улицы в розах —
Пограничная станция Брест.

Не нуждаюсь я здесь в провожатых,
Этот берег мне слишком знаком:
Други юности спят в казематах,
В бастионах под ржавым замком.

Что, обугленный камень, молчишь ты?
Возникают из небытия
Полковой комиссар и мальчишка —
Быть одним из них мог бы и я.

Перед тем как с отчизной расстаться,
Вновь хочу я друзей повстречать.
И на сердце, и в красный мой паспорт
Брест приложит геройства печать.

В мире чуждом, далеком и старом,
В мирных схватках, в бескровном бою
Тем мальчишкой и тем комиссаром
Постою за отчизну свою.

Отмечает прощанья и встречи,
Въезд и выезд, отъезд и приезд
Дымным камнем, следами картечи
Пограничная станция Брест.

Я нынче гость немецкого народа.
Войне отдав почти четыре года
И без остатка молодость свою,
Стою с немецкими друзьями рядом,
В их лица всматриваюсь долгим взглядом
И с ними гимн трудящихся пою.

Два языка, сливаясь в этом пенье,
Исполненном особого значенья,
Над улицей, как голуби, летят.
И, как спасенный, а не побежденный,
Народ немецкий, заново рожденный,
Поет на свой неповторимый лад.

И вижу я: построены надежно
Колонны синеблузой молодежи.
Вот женщины, проклявшие войну,
Вот старики, что Тельмана видали.
Я знаю их тревоги и печали —
Не просто строить новую страну.

И глажу я своей рукой неловкой
Детей немецких светлые головки,
И в сердце новый закипает стих.
Нет, я не оскорбляю память павших,
Расстрелянных и без вести пропавших
Товарищей, ровесников моих.

Поймешь ли ты, с каким душевным трепетом
Я подъезжал к району Халхин-Гол.
Дремала степь. Над ней кружили стрепеты
И очень высоко парил орел.

Трава, трава на все четыре стороны...
А сердце вспоминать не устает
Военные события, с которыми
Я разминулся в тот далекий год,
Чтобы принять потом на скалах Севера
В буденовке крещение бойца.
То желтой, то зеленою, то серою
Я вижу степь без края и конца.

Но что это на горизонте движется?
Как будто дым? Ну да, конечно, дым.
Пахнуло жаром. Все труднее дышится.
А может быть, мы в прошлое глядим?
Нет! Пламя развернуло наступление.
Как порох — прошлогодняя трава.
Над степью ветры мечутся весенние,
Рождая огненные острова.
Стада, гонимые дыханьем пламени,
Бегут, не ведая, куда бежать.
А танк советский, превращенный в памятник,
Над желтой бурей высится опять.

Ревет огонь... В минуту эту трудную
Из Чойбалсана мчат грузовики.
Степь оказалась вовсе не безлюдною,
Всем прежним представленьям вопреки.
Выходят в битву школьники с лопатами,
И по равнинам скачут пастухи.
Глуша огонь тяжелыми халатами,
Они встают на берегу Халхи.
Огонь идет на сумасшедшей скорости,
Но люди мыслью подняты одной:
Самим избыть свои простые горести
И дальше пе пустить пожар степной.

...Разбит пожар, и людям не до лирики:
Стоит перед глазами степь в огне.
В Тамцакском клубе спят на сцене цирики [2] Цирик — воин монгольской Народной армии. ,
О юности напоминая мне.
Ну да, они в буденовках со звездами,
А много лет назад, в ином краю,
И нам такие шлемы были розданы,
Чтоб осветить звездой судьбу мою.
С тобою был и в радости и в горе я,
Суровая и нежная Монголия.
Ты от меня своей судьбы не прятала,
И руку я твою в своей держал.
Ведь вместе в августе тридцать девятого
Мы погасили не такой пожар!

Когда я шел по солнечной Италии,
Не Колизей меня потряс, не Форум,
А быль о партизане Полетаеве,
Чей образ неотступно перед взором.

Он кузнецом был,и бойцом,и пленником
И беглецом...
И стал он партизаном,
Но не было известно современникам,
Что он в отряде звался Поэтаном.

В бессмертье он ушел под этим именем,
Не получив свою медаль Героя.
А черная изба в мохнатом инее
Стояла одиноко под горою.

Там жили дети — девочка и мальчики,
Их женщина двужильная растила.
И продуктовой не хватало карточки,
И надо ль объяснять, как трудно было?

И только через два десятилетия
Раскрылась тайна имени солдата.
Былое горе в виде славы встретило
Семью, осиротевшую когда-то.

Однако итальянские товарищи
В открытие поверили не очень.
Героя Поэтаном называючи,
Считали, что их старый список точен.

А может быть, нашли для утешения
Семью? Ну что ж, таких семей немало.
Ей все-таки послали приглашение —
В Италию приедут сын и мама.

Состав с международными вагонами
Подходит к Риму.
Встреча на вокзале,
И юноша с танкистскими погонами
Ведет вдову героя в темной шали.

Седые рыцари Сопротивления
Подходят к русской матери в печали
И говорят, избыв свои сомнения:
«В танкисте Поэтана мы узнали».

Я эту встречу повидал воочию,
Стоял в толпе, от гордости немея.
И вам про Форум, Колизей и прочее
Сегодня рассказать я не сумею.

Земли полоска узкая
На склоне сопки — странная:
Березка эта русская,
А та вот иностранная.
Пусть обе равно стелются
Узластыми суставами,
Но здесь два мира делятся
Шлагбаумом и заставами.

Весь в прошлогоднем снеге я,
Дневною ночью пасмурной
Иду пешком в Норвегию
С тем самым
красным
паспортом.
Иду сквозь слякоть скверную,
Подхлестнутый порошею,
Из области — в губернию,
Из будущего
В прошлое.

Прощаюсь
С пограничником,
Здороваюсь
С полицией.
Совсем в другом обличии
Переступал границы я.
И это очень здорово —
Торить тропинку старую
Тогда —
Парламентерами,
Теперь —
В парламентариях.