Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

Но вот скажите мне —
Понятно ль для потомка,
Что значит на войне
Попутная трёхтонка.

Мелькнула по леску,
Потом по косогору.
Я выскочил к мостку
И замахал шофёру.

Он чуть притормозил,
Но не удобства ради.
Я ж, не жалея сил,
Успел схватиться сзади.

Но тело через борт
Не перекинуть сразу.
А он, спеша как чёрт,
Наддал тотчас же газу.

Уже стемнело чуть.
И бедными ногами
Я мерил этот путь
Гигантскими шагами.

По двадцать метров шаг.
Паря почти как птица.
А ветер пел в ушах,
И страшно отпуститься.

Стонал карданный вал
И на ухабах ухал.
Я сбоку оставлял
Дымки походных кухонь.

Я нёсся всё быстрей,
Мчал мимо — как спросонок
Зенитных батарей
И бомбовых воронок.

Когда ж остановил
Шофёр свою трёхтонку,
Мне не хватило сил
Дать ходу потихоньку.

Он пнул ногою скат,
Пошёл к рядку палаток.
Заметил: — А, солдат.
Доехал? Ну, порядок!..

С Симоном Чиковани,
Расслабленные столь,
Сидели на диване
В гостинице «Бристоль».

Вечерняя Варшава
За окнами текла,
Вершила и свершала
Привычные дела.

Каштаны в полном росте
Стремились от земли.
Назад минуту гости
Простились и ушли.

Средь комнаты висели
Табачные пласты.
(Бутылки «Енисели»,
Естественно, пусты.)

Но поздняя прохлада
Ползла, как будто с гор,
И, не теряя лада,
Тянулся разговор…

Опять за пеленою
Видны издалека —
Лицо его худое
И тонкая рука.

В прошлое взглядом пройдуся,
Где мы бывали стократ.
Галя, Лариса и Дуся —
Жёны поэтов стоят.

У освещённого входа
Снежный взвивается прах.
Сколько, однако, народа,
Шума на тех вечерах!..

Как они гордо встречали
С невозмутимостью всей
Радости или печали
Их беспокойных мужей.

На слово, что ли, поверьте:
С ними, а часто одни,
Всё-таки в той круговерти
Счастливы были они.

Послевоенные годы.
Слабо устроенный быт.
То ли от вьюжной погоды,
То ли от строчек знобит.

Ту ошибку свою
Вспоминаю нередко.
Наступил на змею —
Был уверен, что ветка.

Оказалась больна
Там, где рыжая влага,
Иль решила она
Притвориться за благо?

Отскочил через миг —
Так сработала сила.
А она напрямик
По траве проскользила.

С дрожью крикнул: «Убью!..»
И, бродя средь осинок,
Целый месяц змею
Ощущал сквозь ботинок.

Пёс пропал три дня назад.
Он хозяину был нужен
Охранять фруктовый сад.
Сам хозяин стал недужен.
Сам хозяин стал слабак
Обходиться без собак.

Но сейчас была зима, —
Жили в городе зимою.
Хлопьев крупных кутерьма
За гардиною слепою.
Вьюги бешеный накат.
Пёс пропал три дня назад.

Стыл в стакане крепкий чай.
Поздний час. Очки. Газета.
Вдруг хозяин слабый лай
Вдалеке расслышал где-то.
Он рванул окно, позвал.
Бил в лицо метельный вал.

К лифту кинулся скорей.
Вниз немедленно. И что же?
Пса увидел у дверей.
Тот присмотрен был, похоже.
Шерсть мерцала, коротка.
И — обрывок поводка.

Поднялись тотчас же в дом,
Где теперь он главный стержень.
Добрый пёс вилял хвостом,
Но был сыт и странно сдержан.
Он вздыхал и заодно
Стал коситься за окно.

Скоро нужно, как во сне,
Выезжать, смотреть за домом
И готовиться к весне
На участке том садовом,
Скуку зимнюю гоня…
Пёс пропал назад три дня.

Что же, планы под откос?
Хмур хозяин, как отшельник.
Но опять явился пёс.
Был на нём чужой ошейник.
И конечно, за пургой
Кто-то ждал его другой.

А потом совсем исчез,
Канул словно бы по знаку.
Дел скопилось позарез,
И, другую взяв собаку,
Влез хозяин с ней в такси,
С горьким привкусом тоски.

И его сомненье жгло
Над решением задачи:
Сделать выбор тяжело
По-людски и по-собачьи.
Может быть, причина — в нём.
Так он думал долгим днём.

Но потом привык — дела.
В день прольёшь немало пота.
Столько яблоня дала,
Что куда девать — забота.
Бодр ещё в свои года.
И собака хоть куда.

Не горец, не из сакли,
Где облако в дверях.
Но годы не иссякли
И кое-чем дарят.

Те годы так гудели,
Что звон в крови возник.
И как он, в самом деле,
Протиснулся сквозь них?

Сквозь горе и отраду.
Да так вот — не робей!
Он скачет по Арбату,
Московский воробей.

Московский долгожитель —
Сквозь дождь и снежный дым.
А вы им дорожите ль?
Так дорожите им.

— А как я живу? —
Смотрит чёртом, журнал отложив.
Ещё на плаву,
До сих пор, представляете, жив.

Но прочно забыт.
Не смущайтесь, я знаю давно.
Немного знобит.
Ничего, я прикрою окно?

Такие дела.
Вот вам строчки недавнего дня:
Жизнь мимо прошла,
Просвистев, не попала в меня…

В неясном сне, судьбою данном,
А может быть, и наяву, —
Солдат с мешком и с чемоданом,
Опущенными на траву.

А на него глядит от входа
Под провожающий напев
Та, что ждала четыре года
И вот глядит, оторопев.

Соседний сад в туман закован.
Окно. Вечерняя звезда.
И старичок, такой знакомый,
Торчит — как птенчик из гнезда.

Мозаика соснового ствола.
Подогнанные тщательно пластины.
Густая их скрепившая смола.
Серебряная дымка паутины.

Стоит сосна, бесстрашная в грозу, —
Не нынешнего века однолеток.
Отпали ветки, росшие внизу,
Остались лишь следы от этих веток.

А наверху — там ветер ей поёт,
И ветви, вкось отбрасывая тени,
Напоминают лестничный пролёт,
Где выломаны нижние ступени.

И потому, таинственно звеня,
Мерцает колокольная громада.
Внизу — коры тяжёлая броня,
А наверху — там панциря не надо.

Жарко солнце ли печёт
Или светит скудно,
А в тельняшке морячок
Красит клёпку судна.

Красит, красит, как всегда,
Ржавую обшивку.
Не простит ему вода
Малую ошибку.