Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

Здесь что-то от погони,
Здесь как-то всё не так:
Пять человек в вагоне
И смутный полумрак.

Небось из общей бражки.
Их плотно держит взор.
А этот кто, в фуражке?
Неужто ревизор?

И вдруг — движенья круты
Как будто кем гоним…
А через полминуты —
Вслед женщина за ним.

Обнаружил: заболел.
Окатило щёки жаром.
Вот! — когда так много дел,
Пропадёт неделя даром.

Огорченья смутный шок,
Повторяющийся снова,
И под мышкою ожог
Градусника ледяного.

Но — внезапный оборот:
Не придётся пить таблетки.
Ибо ртуть не достаёт
До решающей отметки.

Далеко она внизу.
Что ж ты, чучело из чучел!
И опять бегом везу
То, что сам же и навьючил.

Среди длящегося дня,
Как не раз уже бывало…
Что же всё-таки меня
Душным жаром обдавало?

Проснулся средь ночи и глянул в окно.
Такого тумана сквозит полотно,
Что даже не видно ближайшего дома,
Лишь свет фонаря на земле как солома.

Вновь что-то нарушилось в этой игре:
Машины соседей стоят во дворе —
У каждой из них постоянное место…
Но — «скорая» возле второго подъезда.

Снова стирка — бабье дело
(Извини меня, местком!).
Вон ты как помолодела,
Приспособясь над мостком.

Брус хозяйственного мыла.
Речка, пена, пузыри…
Если что тебя томило,
Всё забылось до зари.

Разогревшись («Кофту скину!»)
И расслабившись чуть-чуть,
Как тебе приятно спину
Осторожно разогнуть.

Полоскать, закончив стирку,
Начинать опять с азов
И рубахи брать за шкирку
Из наполненных тазов.

С громом разорвалась
Молния шаровая,
И оступился в грязь
Кто-то, спастись желая.

Всем повторял: — Живой! —
Верить ещё не смея. —
Прямо над головой
Ахнула над моею.

Но километрах в двух
Тоже присел прохожий:
— Аж захватило дух!
Я её чуял кожей!..

Так, над землёй трубя,
Грозного слова сила,
Кажется, лишь тебя,
Выделив, опалила.

Этих книг тебе не прочитать
Ни за что на свете.
Для тебя стоит на них печать,
Ибо книги эти —

Книги для ума и для души.
Разные такие —
Для тебя чрезмерно хороши.
Ты прочтёшь другие.

Здесь на полках — всевозможных книг
Столько тысяч!
Ты проходишь, безмятежно в них
Взглядом тычась.

Чужою жить судьбой,
Но быть самим собой.

И дикцию иметь —
Чтоб рокотала медь,
Но чтоб расслышал зал
Что шёпотом сказал.

Владеть своим лицом,
Крутиться колесом.

Всегда уметь опять
Соперника обнять.

Как истый лицедей,
Гнать бодро лошадей.

Но не ломать рессор —
На то есть режиссёр.

Трудиться — и отнюдь
Не мыслить отдохнуть.

Знать тысячу ролей…
И всё за сто рублей.

Несчастная Дюймовочка, —
Судьба её крута.
Печальная зимовочка
У мыши и крота.

Сама ошиблась адресом,
Пустившись в долгий путь,
Или беспечный Андерсен
Напутал что-нибудь?

Единственно из прихоти
На свет их произвёл.
И сколько тут ни прыгайте,
Ужасен произвол.

Роща сильно поредела.
Жизнь катилась под уклон.
Всё менялось то и дело.
Не менялся только он.

Он спокойно, как при нэпе,
Рифмовал: «Глаза — назад»,
Или: «Степи — лесостепи»,
Словно тридцать лет назад.

И ценил он по старинке,
Не страшась худой молвы,
Пуговицы на ширинке,
А не молнию, как вы.

На фонарном бетонном столбе
Примостился нечаянный дятел.
Щелкнул клювом по серой трубе.
Видно, вправду немножечко спятил.

Разумеется, нет червяка.
Прыгнул выше — и там его нету.
А ведь был все былые века,
Населяя собою планету.

Не смущайся, что здесь его нет,
Где над крышей высокое небо.
Всё испробуй на вкус и на цвет,
Даже выглядя явно нелепо.

Часы должны ходить ,
А не стоять без дела.
Их нужно заводить
Почти что до предела.

А жизнь идёт сама —
Тик-так! — без подзавода.
Вот лето, вот зима.
Глядишь — ещё полгода.

Так мы вперёд идём,
И годы не помеха.
Вот лес, и сад, и дом…
Глядишь — ещё полвека.

Я ещё смотрел как сквозь туман,
Был слегка зажатый,
Но уже тогда крутил роман
С пионервожатой.

Через месяц в армию идти
В предрассветном дыме,
По снежку… Дальнейшие пути
Неисповедимы.

Залепляла губы — не горюй! —
Словно сладким кляпом.
Впрочем, мы считали поцелуй
Пройденным этапом…

Столкнулись. Вижу — рада.
— Ну, как вы? Сотню лет
Не виделись… — и взгляда
Наивный юный свет.

И словно вся в полёте,
В ушах, наверно, шум:
— Нет, правда, как живёте?
Какой на вас костюм!..

— Живу? По-стариковски.
Да-да, уже давно!
Обновы и обноски —
Нам это всё равно…

Вторично взглядом мерит
Меня в осеннем дне,
И видно, что не верит
Ни капелечки мне.

Бегло подмазаны губы.
Густо запудренный нос.
Скулы торчащие грубы.
Облачко ломких волос.

Шаль, а верней, полушалок,
Стиранный тысячу раз.
И поразительно жалок
Взгляд нерешительных глаз.

Но, усмехаясь задето,
С ней разделяя жильё,
Может, за всё вот за это
Он ещё любит её.

Задумчива и хороша,
Лишь брови чуть сдвинула,
К воде подошла не спеша
И всё с себя скинула.

Ожгло холодком по груди.
Чуть скрипнула камушком.
— Не женится он, и не жди
Услышала рядышком.

Так баба сказала одна —
Как водится, надвое,
Тем более если она
Нагая и наглая.

Стояли недвижно леса,
Но двигалась фабула.
А с листьев холодных роса
Медлительно падала.