Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

Какие женщины в пейзаже,
На фоне скверов и морей!
Готов понять и тех, кто даже
Моложе дочери моей.

Но в самом беглом разговоре
Я замечаю в тот же миг,
Что я, пожалуй, не в фаворе,
О чём не скажут напрямик.

Приветливые как вначале,
Уходят, галькою шурша.
И слабым отзвуком печали
Мгновенье тешится душа.

Он слабо говорит,
Лежат в подглазьях тени,
Взъерошен и небрит,
Всю жизнь на бюллетене.

Но блещет торжество
Из допотопной были,
Где женщины его
С готовностью любили.

Был прочих не хужей,
Гулял себе — а там уж
Две бросили мужей,
А три не вышли замуж…

В глазах довольный свет,
Горящий непреложно.
А было или нет —
Проверить невозможно.

Погода серая
С утра и до темна.
Система стерео
Играет из окна.

Вот так в тридцатые,
И тоже из окон,
Хрипел, досадуя
На что-то, патефон.

Свет, словно оспины,
Тревожил тротуар.
Похожий, собственно,
Звучал репертуар.

И те же маечки
И кофточки в окне.
И те же мальчики
И девочки — вполне.

Как скрепкой сколоты
С судьбою эти дни,
Где были молоды, —
Но мы, а не они.

В растерянности у окна
Стояла женщина с ребёнком.
— Как быть? Ведь я же не одна
И не привычна к этим гонкам.

— Досюда немец не дойдёт! —
Сказал сосед. — Не думай даже.
Ведь каждый дом, и каждый дот,
И каждый куст уже на страже…

Второй внезапно заорал:
— Не слушай этого кретина!
Уматывайте за Урал.
Худая видится картина…

Всего лишь день на сборы дан.
В случайных туфлях, в платье тонком
Бросала вещи в чемодан,
Уже не разбирая толком.

С младенцем села в эшелон,
Замаскированный листвою.
И только зной со всех сторон…
А провожали эти двое.

…Палило солнцем с высоты
Начало первого этапа…
Им предстояло рвать мосты
И умереть потом в гестапо.

Пацан, подняв чинарик с полу,
Себе махрою губы жёг,
Поскольку бил мужскую школу
И женскую всеобщий шок.

Десятиклассница какая!
И вышла за военрука,
К тому бесстрашно привыкая,
Что у него одна рука.

Никто не ждал такого хода.
Ведь всем казалось, что он стар.
Он старше был — но на три года,
А тут и вовсе вровень стал.

И утром, только от подушки,
В знобящий сизый холодок,
Он умывался из кадушки,
Сломав молоденький ледок.

Заря горела за рекою.
А он с приливом новых сил
Дрова колол одной рукою,
Грудного первенца носил.

…Когда учил юнцов задетых
Войны классическим азам,
Что ждут в окопах и кюветах,
Никто сказать не мог: — А сам?..

Выстиранное бельё,
Шаровары, гимнастёрка…
Одевались без восторга:
Мокрое, хоть и своё.

Отжимали, а потом
На себе же высыхало,
За пределами привала,
На пути привычном том.

При ускоренной ходьбе,
В ту страду нечеловечью,
Как над вытопленной печью
Сохло старое х/б.

Нутряной какой-то жар.
Откликающийся живо,
Чем свой уровень держал?
До сих пор непостижимо!

Стоял он в трусах,
Могуч, одноног,
Как гриб, что в лесах
Возрос, одинок.

Из дальних годов
Смотрел он на нас.
— Да ты не готов!..
— Оденусь сейчас…

Держась за косяк —
Нога-то одна, —
Вмиг, так или сяк,
Он был у окна.

А там кителёк
В наградах уже…
За ним — фитилёк
Дрожит в блиндаже.

Деревня горит,
Дорога в пыли…
— Ну, что ж, — говорит,
Пожалуй, пошли?

Несложный процесс,
Сказал не шутя, —
Приладить протез.
Была бы культя.

Для важных дел,
Что не видны,
Пришёл в отдел
В конце войны.

Пришёл в КБ —
Его рычаг —
Ещё в х/б
И в кирзачах.

Башкой силён,
В работе злой,
Оставил он
Культурный слой

И в кабинете,
И в толпе.
И на планете,
И т. п.

Много лет назад
Пожелал начаться
Тот чемпионат,
Где блистал Пайчадзе.

Нет, не громких слов
Ждали от тбилисца,
А ушат голов
Должен был пролиться.

Молод и умён,
Был он полон светом,
И каскад имён
Низвергался следом.

Всех не перечесть
Из прошедшей были.
Мужество и честь
Свойственны им были.

Групповой портрет
С отсветом утраты.
Каждый здесь — атлет.
Все почти — усаты.

За красивый гол
Сколько их ни тискай,
Где тот склон и дол
И футбол грузинский?..

На акватории рижской,
Словно поднявшись со дна,
Мачта тонюсенькой риской
В зыбком просторе видна.

Мачта рыбацкого судна
Или каких субмарин.
В море пустынно и скудно,
Марево как стеарин.

Редкую эту примету
Всячески пестует взгляд.
Но чуть отвлёкся — и нету.
Воды безлюдием злят.

Впрочем, сидел бы я в нише,
Воспоминания стриг,
Если б не этот — возникший
И потерявшийся штрих.

Не имея бумаги,
Вряд ли ищут чернила.
А лишившись отваги,
Взглядом рыщут уныло.

За оградой — дорога,
Да закрыта калитка…
Потерявшему Бога
Не нужна и молитва.

На голодной планете,
Сладкой рифмы отведав,
Всяк имел на примете
Милых сердцу поэтов.

Чтобы выплакать душу
По холодному полю,
Была мода на Ксюшу,
Стала мода на Колю.

И не только на строки,
Порождавшие отклик.
На иные уроки —
На судьбу и на облик.

Не к эстраде и сцене —
К настоящему горю.
Была мода на Женю,
Стала слава на Борю.

Доносятся обрывки фраз.
Но — странно! — что б вы ни сказали,
Всё это было много раз,
Замешенное на скандале.

Пусть вам не нужен посошок,
Вы всё же несомненный нищий,
Что давится, раскрыв мешок,
Засохшею духовной пищей.