Уильям Шекспир - Поэмы и стихотворения
- Название:Поэмы и стихотворения
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Уильям Шекспир - Поэмы и стихотворения краткое содержание
В общем, стихотворения Шекспира, конечно, не могут идти в сравнение с его гениальными драмами. Но сами по себе взятые, они носят отпечаток незаурядного таланта, и если бы не тонули в славе Шекспира-драматурга, они вполне могли бы доставить и действительно доставили автору большую известность: мы знаем, что учёный Мирес видел в Шекспире-стихотворце второго Овидия. Но, кроме того, есть ряд отзывов других современников, говорящих о «новом Катулле» с величайшим восторгом.
Поэмы
Поэма «Венера и Адонис» была напечатана в 1593 году, когда Шекспир уже был известен как драматург, но сам автор называет её своим литературным первенцем, и потому весьма возможно, что она или задумана, или частью даже написана ещё в Стретфорде. Существует также предположение, что Шекспир, считал поэму (в отличие от пьес для общедоступного театра) жанром, достойным внимания знатного покровителя и произведением высокого искусства[20]. Отзвуки родины явственно дают себя знать. В ландшафте живо чувствуется местный среднеанглийский колорит, в нём нет ничего южного, как требуется по сюжету, перед духовным взором поэта, несомненно, были родные картины мирных полей Уорикшира с их мягкими тонами и спокойной красотой. Чувствуется также в поэме превосходный знаток лошадей и отличный охотник. Сюжет в значительной степени взят из «Метаморфоз» Овидия; кроме того, много заимствовано из «Scillaes Metamorphosis» Лоджа. Разработана поэма со всей бесцеремонностью Ренессанса, но всё-таки и без всякой фривольности. И в этом-то и сказался, главным образом, талант молодого автора, помимо того, что поэма написана звучными и живописными стихами. Если старания Венеры разжечь желания в Адонисе поражают позднейшего читателя своей откровенностью, то вместе с тем они не производят впечатления чего-то циничного и не достойного художественного описания. Перед нами страсть, настоящая, бешеная, помрачающая рассудок и потому поэтически законная, как все, что ярко и сильно.
Гораздо манернее вторая поэма — «Лукреция», вышедшая в следующем (1594) году и посвящённая, как и первая, графу Саутгемптону. В новой поэме уже не только нет ничего разнузданного, а, напротив того, всё, как и в античной легенде, вертится на самом изысканном понимании вполне условного понятия о женской чести. Оскорблённая Секстом Тарквинием Лукреция не считает возможным жить после похищения её супружеской чести и в длиннейших монологах излагает свои чувства. Блестящие, но в достаточной степени натянутые метафоры, аллегории и антитезы лишают эти монологи настоящих чувств и придают всей поэме риторичность. Однако такого рода выспренность во время написания стихов очень нравилась публике, и «Лукреция» имела такой же успех, как «Венера и Адонис». Торговцы книгами, которые одни в то время извлекали пользу из литературного успеха, так как литературной собственности для авторов тогда не существовало, печатали издание за изданием. При жизни Шекспира «Венера и Адонис» выдержала 7 изданий, «Лукреция» — 5.
Шекспиру приписываются ещё два небольших слабых манерных произведения, одно из которых, «Жалоба влюблённой», может быть, и написана Шекспиром в юности. Поэма «Страстный пилигрим» была опубликована в 1599 году, когда Шекспир был уже известен. Его авторство подвергается сомнению: возможно, что тринадцать из девятнадцати стихов написаны не Шекспиром. В 1601 году в сборнике Честера «Jove’s Martyr of Rosalind» было напечатано слабое аллегорическое стихотворение Шекспира(?) «Феникс и Голубь».
Поэмы и стихотворения - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
О счастье, жизни редкая краса!
Ты пропадаешь, чуть блеснув в сердцах,
Как на полях сребристая роса
Истаивает в золотых лучах.
Ты зыбкий миг, неуловимый прах.
Для красоты и чести непорочной
В объятьях страстных нет защиты прочной.
Без красноречья убеждать могла
Всегда людские взоры красота.
Потребна ли высокая хвала
Для прелести, что светит в мир, чиста?
Зачем поведали его уста
Про ту жемчужину, его отраду?
Ее хранить от хищных взоров надо.
Быть может, блеском пламенных похвал
Надменный был Тарквиний соблазнен;
Нередко слух нам сердце завлекал.
Быть может, царский сын был уязвлен
Злой завистью: зачем владеет он,
Ему подвластный муж, таким блаженством,
Владыке недоступным совершенством?
Так помыслом недобрым зажжена
Была отвага дерзостная в нем.
Забыты честь, друзья, дела, страна.
Помчался он, терзаемый огнем,
Надеждой утолить его влеком.
О жар коварный, совестью гасимый,
Твоя весна стремительна и мнима!
Когда Коллациума он достиг,
Радушно встречен был матроной той.
Являл борьбу ее стыдливый лик
Меж добродетелью и красотой.
Гордится добродетель полнотой;
Но красота, сознав себя, краснеет,
Тут скромность гасит краску, лик бледнеет.
Но красота свои права берет
На белизну, наследье голубей
Венеры; добродетель в свой черед
Взамен румянца требует скорей.
В дни золотые он на лик людей
Был послан ею, стал щитом надежным,
В борьбе стыдливость кроя жаром нежным.
Ее лицо — как поле на гербе,
Где с белым алый цвет сраженье вел;
Два юных короля, они в борьбе
Оспаривали родовой престол;
Из честолюбья каждый в битву шел.
Враги один другого непреклонней
И много раз сменяются на троне.
Так наблюдал Тарквиний жаркий бой
Лилей и роз в полях ее ланит.
Врывался гнусный взор его порой
В их чистые ряды, но был разбит;
Обеим ратям сдаться он спешит.
Они ж ему готовы дать пощаду:
Им торжества над извергом не надо.
Он думает: в словах своих похвал
Ее супруг, скупой и жалкий мот,
Лицо жены безмерно оскорблял;
Не передать ему ее красот, —
И все, чего речам недостает,
Спешит восполнить он и, восхищенный,
Вперил в нее безмолвно взор влюбленный.
Так дьявол страстью воспылал к святой;
Но от него не ждет вреда она.
Не замечает зла, кто чист душой,
И сеть для птицы вольной не страшна.
Приветствовала верная жена
Нелицемерно гостя-властелина,
Чей ласков взор, а в сердце яд змеиный.
Под величавым царственным плащом
Таил Тарквиний мерзостный порок.
Все было с виду так пристойно в нем,
И лишь порой восторга огонек
В его глазах желанье выдать мог.
Всех прелестей ему казалось мало,
И страсть его все большего алкала.
Но, непривычная к чужим глазам,
Она его не разгадала взор
И не прочла в хрустальной книге там
Начертанный души его позор.
Не ведала приманок до сих пор;
Не страшен ей глаз дерзких блеск несытый, —
Ей думалось: они лучам открыты.
Он говорит, что доблести пример
Ее супруг и славою покрыт;
Возносит Коллатина свыше мер;
О ратных подвигах его твердит:
Враги разбиты, лавром он увит.
Она воздела руки в восхищенье;
Безмолвно небу шлет благодаренья.
Скрывая замысел коварный свой,
Прощенья он просил за свой приход.
Суровой тенью тучи грозовой
Его не омрачался небосвод,
Покуда ночь, мать страха и забот,
Над миром черный плащ не развернула
И день в темнице мрачной не замкнула.
Тогда ко сну Тарквиний отошел,
Прикинувшись, что крайне утомлен:
Ведь после ужина с хозяйкой вел
Беседу продолжительную он.
В нем борются пыл жизненный и сон.
Все мирно спят, лишь бодрствуют угрюмо
Воры, тревоги и злодеев думы.
Тарквиний в их числе. Уму его
Опасности предстали в поздний час.
Все ж он решил добиться своего,
Хотя и слаб надежды сладкий глас.
Порой отчаянье толкает нас;
Когда награда манит дорогая,
Мы в бой идем, о смерти забывая.
Кто пламенно стремится обладать
Желанной вещью, тот готов скорей
Все, чем владеет, расточить, отдать;
Чем большего он алчет, тем бедней;
И даже овладев мечтой своей,
Он пресыщение вкушает вскоре;
В богатстве беден он и терпит горе.
Цель каждого — до старости дойти,
Вкушая честь, богатство и покой.
Но столько трудностей на том пути,
Что жертвовать приходится порой:
То жизнью ради чести в битве злой,
То честью для богатств, то мы в боренье
Теряем жизнь, стремясь к обогащенью.
В пылу стремлений отвергаем вдруг
Свой прежний жребий и другого ждем;
Нас честолюбия гнетет недуг.
Всем достоянием пренебрежем,
Желая большего; нет блага в том,
Что нам дано; порой уничтожаем
Все, что трудами тяжкими стяжаем.
Готов Тарквиний на безумный шаг,
Честь в жертву принеся страстям своим.
Теперь он сам себе изменник, враг.
Кому же верить, как не нам самим?
И кем отныне будет он любим,
Когда, предав себя, пошел навстречу
Позору, ненависти и злоречью?
Но вот глухая ночь сошла на мир,
И очи смертных сон смежил слепой.
Не лили звезды кроткий свет в Эфир.
Лишь крик совы да волка жадный вой
Звучат в тиши; легко им в час такой
Хватать ягнят; спят чистые желанья,
Лишь бродят похоть да разбой в тумане.
Он с ложа встал, охваченный огнем,
Плащом плечо стремительно покрыв.
С желаньем спорят опасенья в нем;
Страх цепенит, — вперед манит порыв;
То, чары гнусной похоти сломив,
Его объемлет страх внезапный, хладный;
То снова страсти он покорен жадной.
Тут о кремень мечом ударил он,
Из камня искры сыплются во тьму.
Светильник восковой тотчас зажжен,
Звездою путеводной стал ему.
Он говорит светильнику тому:
"Как я извлек из камня пламень яркий,
Так я зажгу матрону страстью жаркой".
О тех напастях, что ему грозят,
Он размышляет, бледностью покрыт.
В уме опасностей мелькает ряд;
Расплата неизбежная страшит.
Он с омерзением и гневом зрит
Уловки похоти своей презренной
И говорит с разумностью отменной:
"Померкни, факел, не давай огня,
Чтоб свет затмить прекрасней твоего!
Умрите, думы страсти, у меня,
Дабы не осквернять вам божество;
Возлейте миро на алтарь его.
Противно человечеству деянье,
Любви пятнающее одеянье.
"О воинству, оружию позор!
О срам гробнице праотцев моих!
О злодеянье, что влечет укор!
Стать воину рабом страстей слепых!
Почтенно мужество в глазах своих;
Мое же столь постыдно преступленье,
Что ляжет на чело клеймом презренья.
Интервал:
Закладка: