Александр Дольский - Стихотворения

Домой не вернутся верхом никогда

Билл Бьюер, Джек Стьюер,

Боб Симпл, Дик Пимпл,

Сэм Хопкинс, Джим Кобли и я.

С холма поглядел на окрестности Том,

Увидел кобылу внизу под холмом, а с ней...

Билл Бьюер, Джек Стьюер,

Боб Симпл, Дик Пимпл,

Сэм Хопкинс, Джим Кобли и я.

Окончила кляча свое бытие,

Оплакали хором кончину ее.

Билл Бьюер, Джек Стьюер,

Боб Симпл, Дик Пимпл,

Сэм Хопкинс, Джим Кобли и я.

Но песня не кончилась вместе с конем,

Хоть умерли все, кто катался на нем

Билл Бьюер, Джек Стьюер,

Боб Симпл, Дик Пимпл,

Сэм Хопкинс, Джим Кобли и я.

В ночной тишине при огромной луне

Верхом мы несемся на мертвом коне.

Билл Бьюер, Джек Стьюер,

Боб Симпл, Дик Пимпл,

Сэм Хопкинс, Джим Кобли и я.

И станем кататься на нем до поры,

Пока не провалимся в тартарары

Билл Бьюер, Джек Стьюер,

Боб Симпл, Дик Пимпл,

Сэм Хопкинс, Джим Кобли и я.

Вариант

Не дашь ли лошадку нам, дядя Пахом?

Хотим покататься немного верхом:

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я.

- Когда вы вернете мустанга назад?

- Когда мы докажем, что каждый казак!

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я.

И дядя Пахом дал кобылку на час,

Вот мы поскакали и скрылись из глаз

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я.

Мы скрылись из глаз не вдали, а вблизи.

Лежим, отдыхая, в дорожной грязи

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я.

Спасая упавшую с лошади честь

Мы вновь попытались на клячу залезть

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я.

От тяжести вбок скакуна повело,

Лишь только вскарабкались кучей в седло

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я.

Мы снова упали и каждый решил,

Что будет кататься, пока хватит сил

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я.

Когда мы вернулись, светила луна.

Мы тихо несли на себе скакуна

Агеев, Сергеев, Степаныч,

Сан Саныч, Федотыч и тот еще я...

Так хочется, пока живешь на свете,

Наслушаться прибоя и скворцов,

Настроить фантастических дворцов,

И не бояться быть за них в ответе.

На громкие слова слывя скупцом,

не замечать обиды и наветы,

А если и придется быть купцом,

Иметь в кармане ветры да планеты.

Быть добрым сыном, правильным отцом,

Изведать суть свободы и запрета.

Быть искренним, как в час перед концом,

И не жалеть о том, что не был где-то.

Вставать с постели задолго до света,

Распознавать по взгляду мудрецов,

Не приставать с наукой и советом,

И научиться жить в конце концов.

И вспоминая дом с резным крыльцом.

Задуматься от детского ответа,

Не злить ни стариков и ни глупцов,

И верить в сны и добрые приметы.

С гармонией, палитрой и резцом

Играть свободно словом, звуком, цветом,

Но никогда ни правдой, ни лицом,

И брать за все душой, а не монетой.

Полу-солнце, полу-дождь,

Зонтик полу-красный,

Ты ко мне полу-идешь

Сверх полу-напрасно.

Полу-смотришь, полу-спишь,

Полу-притворяешься.

Полу-поцелуешь лишь,

Полу-растворяешься.

Говоришь ты полу-мне:

"Все полу-цветочки,

Нам бы нужно поумнеть

Полу-одиночкам".

И летят, летят слова

Стаей воробьиной.

Я с тобой полу-словарь,

Полу-половина.

Я язык перевожу

Твой полу-невнятный.

Как я все переношу -

Просто не понятно.

Попытаемся вызнать вселенские тайны,

По веселым глазам нас узнает любой.

Мы - всего лишь матросы, мои капитаны

На своем корабле под названьем Любовь.

Мы умираем на дню раз тринадцать

И воскресаем четырнадцать раз.

Сами хотим мы во всем разобраться,

Пусть уж потом разбираются в нас.

Мы плывем в океане от мыса Надежды

В море Верности, в порт Ожидающих Глаз.

Паруса залатаем и снова, как прежде, -

В голубой океан - не отыщите нас.

Лежит море Правды за дымкой тумана,

Достичь моря Ясности нам нелегко,

Но будет нам совесть в пути капитаном

И будет нам честность в пути маяком.

Ветра всех широт в парусах пусть играют,

Но мы не войдем в воды мелких морей.

И в мутных заливах покоя и рая

Нам никогда не бросать якорей.

Над Россией летят облака,

Ах, остаться на Севере заживо.

Я не знаю, какая рука

Написала такие пейзажи.

У каррарских мраморей

Мы живем однажды

Вознеси меня, Андрей,

Вознеси меня, Андрей

Над моею жаждой.

Над моею жаждой.

Нам природа открыла ликбез,

Так сочтемся любовью и славою.

В бледно-синей кастрюле небес

Птичья стая чаинками плавает.

У рублевских звонарей

Мы с тобой встречались.

Вознеси меня, Андрей,

Вознеси меня, Андрей,

Над моей печалью.

Над моей печалью.

На просторах таких, даже тут

Мало места для правды и боли.

Слава богу, поэты живут

В наше время немного поболе.

Знаю, распятый еврей

Говорил с тобою.

Вознеси меня, Андрей,

Вознеси меня, Андрей,

Над моей судьбою.

Над моей судьбою.

Мне приснился Владимир Высоцкий

как пророк, как щемящая суть.

И пронзил он надрывом высоким

мою мерно дышащую грудь.

Словно тысячи тысяч оркестров

разодрали мелодии плоть.

Миллионы нещадных маэстро

стали палочкой сердце колоть.

Будто бич резал напропалую

этот ритм, что у пульса в плену,

оплеухи нужней поцелуев,

поцелуям мы знаем цену.

И слова зазвучат, как клекот

пораженного насмерть орла,

полоснули до горла от легких,

и ворочалась совесть и жгла.

Я увидел, как он изначален,

облекая в простые слова

наши муки и смех, и печали,

как повинна его голова.

Приоткрыл он понятья и вещи,

что казались яснее всего,

несчастливый становится вещим -

это счастье для паствы его.

А за мужеством, как не усердствуй,

проступает печалью дыша

уязвимое нежное сердце,

и трепещет живая душа.

Если падает бард и скиталец,

пораженный глаголом "успех",

то все ложи пока свои пальцы

поднимают с улыбками вверх.

И явилось мне как откровенье

эта мысль, что подспудно жила:

счастье есть не в удовлетвореньи,

а в способности страстно желать.

На подмостках судьбы и театра

исступленно хрипит на весь свет

осужденный на жизнь гладиатор,

обреченный на вечность поэт.

Путь от грусти до веселья

Скор и не тернист,

Но страшись всегда похмелья,

Милый гитарист.

Мало ли, что струны знают,

Ты же знай одно:

Поступает вольно с нами