Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

И вот Парис, надеждами горя,

Творит беду в покоях Менелая:

Одаривает доброго царя,

Как будто ничего не замышляя.

Засобирался царь на остров Крит

(О, как ему не хочется, да надо!),

Своей жене Елене говорит:

– Не стоит тосковать, моя услада!

Я ненадолго! Скоро буду здесь…

Уплыл, прекрасным гостем очарован.

Парис же думал, в ожиданьях весь,

Что этот миг судьбой ему дарован.

Елена глаз не может оторвать

От гостя. Шепчет радостно:

– Мой милый!

Готова бросить мужа, дочь и мать:

Любовь к Парису разум ей затмила.

А он спешит, не тратя время зря,

В далёкий путь берёт с собой Елену

(И заодно – сокровища царя!),

Смеясь над предсказанием Гелена.

Но всё сбылось: тягучая война

На десять лет, паденье гордой Трои…

Остались от героев имена

Да греческие мифы про героев.

Горела Троя. Едкий чёрный дым

Поднялся к небу, спрятав солнца око,

Под заревом кровавым и густым

Раскаивались боги, что жестоки.

Одна Эрида пряталась, как вор,

Бедою ублажив своё коварство,

Богиню, что посеяла раздор,

Не трогало пылающее царство.

Наполненная счастьем до краёв,

Глядела на огонь с вершины Иды.

«Ну, вот вам, боги, яблочко моё —

Эридой не прощаются обиды!»

Фетида знала: рок неумолим,

Он не отступит, посулив несчастье.

И смертные, и весь святой Олимп

Живут в повиновенье этой власти.

Рок и её безжалостно казнил,

Веля растить для Греции героя,

Которого потом в расцвете сил,

Убив, сожгут у стен великой Трои.

«Чтоб сердца боль, когда ни лечь, ни встать,

Меня терзала, словно буря травы?!.

Чтоб вместо сына, любящего мать,

Курган поднялся, как свидетель славы?!.»

И не сдалась судьбе богиня-мать

В томлении бездействием инертным —

Она решила сына закалять,

Неуязвимым сделать и бессмертным.

«И пусть упрям судьбы гривастый конь,

Но из трудов моих хоть что-то будет!»

Натрёт амброзией младенца – и в огонь!

Подержит малость – и опять остудит.

Надеясь только на себя одну,

Неслась, где Стикс священная бежала,

И сына плоть, чтоб не ушёл ко дну,

За розовую пяточку держала,

Упрямой волей сердца и руки

Творя бессмертье там, где волны цугом —

Не зря же боги водами реки

Клялись в своём общении друг с другом!

Но был конец (не по её вине)

Стараниям, что в необычном виде:

Пелей дитя увидел на огне —

Меч выхватил и бросился к Фетиде,

Не допуская мысли (он не бог!),

Что власть жены немеряного веса,

Земной и смертный делал то, что мог,

Для маленького сына Ахиллеса.

Жена бежала в страхе из дворца

В морскую незабытую пучину,

Осталась жить у своего отца,

Тоскуя по Пелею и по сыну.

Ахилла-кроху любящий отец

Отнёс в пещеру верного Хирона:

– На вольной воле вырастет малец —

Помчится, как архар, по горным склонам!

Хирон ответил: – Будет сын здоров,

Хоть нелегко придётся мне порою:

Мозги медвежьи, печень грозных львов —

Вот это пища будущих героев,

А я – кентавр!.. Но, думаю, пока

Ещё способен на любое дело,

Коль носят ноги, слушает рука

И видит глаз, когда пускаю стрелы.

_____________

В шесть лет, как жёрнов, крепок был Ахилл,

Не ведал страха, детских слёз и лени.

Он кабанов и львов свирепых бил

И без собаки настигал оленей.

В умении оружием владеть

Уже тогда не находил он равных;

Учился у Хирона песни петь,

Любил кифару, радость игр забавных.

И был он юн и лёгок, словно лань,

Силён, как бог, прекрасен сам собою,

Когда сзывал героев Менелай

Идти походом против сильной Трои.

Вскричала мать-богиня в страхе: «Нет!..»,

Припомнив тут же, что грозит Ахиллу,

И во дворце, где правил Ликомед,

Средь царских дочек юношу укрыла.

Он в женские одежды был одет,

Неведом и никем не узнаваем,

Не знал, что спрятан матерью от бед,

Но знал, что мать добра ему желает.

Когда обида хлещет через край,

Желание расплаты силы троит —

И местью одержимый Менелай

Решил идти войною против Трои.

Позор для Менелая нестерпим:

Он – царь!.. Он должен возвратить из плена

Сокровища, накопленные им,

И главное сокровище – Елену!

Калхас [39] царю спартанскому предрёк

Победу в злом отмщении обиды,

Но чтобы в битвах, как желает рок,

Был юный сын Пелея и Фетиды.

Ахилла слава будет велика

И подвиги воистину бессмертны,

Но он падёт, пронзён стрелой врага

И не изведав почестей безмерных.

Всё выслушал царь Спарты – и велел

Найти скорее юного Ахилла,

Но не было Ахилла, будто стлел,

Или земля, разверзшись, проглотила.

И Менелай, уже в который раз,

Призвал провидца (да прибудет в силе!) —

И вновь пришёл на выручку Калхас,

Царю поведав правду об Ахилле.

– Лишилась, видно, сна Фетида-мать

И разума, расставив эти сети…

Такие козни трудно распознать,

На хитрость надо хитростью ответить.

Посланник наш найдёт в себе самом

Тот выход, что и мне ещё неведом…

И, всех героев перебрав умом,

Послали Одиссея с Диомедом.

– Я слышал, – улыбнулся Менелай, —

Что Одиссей по хитростям маститый,

Он выдумает, что ни пожелай,

Нисколечко не хуже, чем Фетида!

______________

– Купцы!.. Купцы!.. – ни свет и ни заря

Дворец разбужен, в окнах – настежь рамы.

– Какая прелесть!.. – дочери царя

Любуются парчой да янтарями,

Вдевают в ушки жемчуг, бирюзу,

Прикладывают к шейкам ожерелья,

Роскошные материи трясут

В порыве несказанного веселья.

– Какой товар!.. Видать, издалека.

Отец, купи мне это!.. И вот это!

У Ликомеда щедрая рука,

Для дочерей готов купить полсвета.

Смогла одна лишь дева пренебречь

Отцовской щедростью – она о ней забыла,

Увидев поножи, шлем с гребнем, щит и меч,

Что явно не для девичьего пыла.

Тянулась не рукой – собою всей

К оружию (как пробудилась сила!),

Что выставил лукавый Одиссей

Достойною приманкой для Ахилла.

Купец купцу: – Не он ли?..

– Как тут знать?..

– Гляди, сойдётся ль хоть одна примета…

– У девы явно не девичья стать!

– И рост!.. Пожалуй, выше Ликомеда.

И вдруг (всё, как задумал Одиссей)

Удар, удар металлом по металлу!..

Звучанье труб!.. Звон кованых мечей!..