Гомер - Илиада

Завтра лежат бездыханны. Не лучше ли нам поскорее
Грозную битву покинуть — и пусть они сами воюют!"
Слово окончив, назад отошел Аполлон Дальновержец,
Ибо на брата отцова он руку поднять устыдился.
Но Артемида, царица зверей, полевая богиня,

Начала брата корить и обидное слово сказала:
"Ты побежал, Дальновержец, и честь предоставил победы
Всю Посейдону, чтоб он незаслуженной славой покрылся!
О, малодушный, на что тебе лук, бесполезный как ветер?
Чтобы вперед от тебя не слыхала я в доме отцовском

Слов похвальбы, как доныне средь вечных богов ты бывало
Часто хвалился, что можешь один с Посейдоном сражаться!"
Молвила так. Ничего не сказал Аполлон Дальновержец.
Но воспылавшая гневом супруга стыдливая Зевса
К стрелолюбивой богине обидную речь обратила:

"Как, о, бесстыдная псица, ты мне прекословить дерзаешь?
Нет, не легко тебе будет со мною померяться силой.
Хоть и гордишься ты луком. Зевес тебя львицей поставил
Только над женами смертных и власть даровал умерщвлять их.
Ты поступила б разумней, гоняя зверей по вершинам

Ланей стреляя лесных, чем бороться с богиней сильнейшей.
Или желаешь, тебя укрощу я в борьбе, да запомнишь,
Сколь я сильнее тебя, если с гневом моим повстречаться".
Молвивши, обе руки Артемиды схватила у кисти
Левой рукою, а правою лук совлекла со стрелами

С плеч и ее по лицу, улыбаясь, ударила ими.
Та отбивалась напрасно. Рассыпались легкие стрелы.
Плача нагнулась к земле и вперед побежала богиня,
Точно в ущелье от ястреба мчится голубка,
В месте скалистом, где ей не назначено роком погибнуть:

Так Артемида бежала и плакала, стрелы покинув.
Вестник Аргусоубица тогда обратился к Латоне:
"Я, о, Латона, с тобой не намерен сражаться. Опасно
Против супруг выступать собирателя туч Олимпийца.
Ты ж, наперед похваляясь в собраньи богов вечносущих,

Можешь твердить, что меня победила великою силой".
Молвил. Она же изогнутый лук подбирала и стрелы,
Что разлетелись повсюду средь вихря поднявшейся пыли.
Их подобравши, богиня за дочерью вслед зашагала.
К Зевсу в чертог меднозданный взошла на Олимп Артемида.

Плача, прекрасная дева к коленям отцовским прильнула,
И благовонный покров на ее голове содрогался.
К сердцу привлек ее Зевс и спросил, от души рассмеявшись:
"Кто из бессмертных тебя незаслуженно, дочь дорогая,
Так оскорбил, словно ты перед всеми дурное свершила?"

И отвечала прекрасно-венчанная бурная дева:
"Это супруга твоя, о, родитель, меня оскорбила,
Кто меж бессмертными сеет раздор — белорукая Гера".
Так, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили.
Вскоре затем Аполлон удалился в священную Трою.

Он опасался за стену и благоустроенный город,
Как бы в тот день аргивяне, судьбе вопреки, их не взяли.
Все же бессмертные боги вернулись в чертоги Олимпа,
Гневом пылая одни, а другие гордясь беспредельно
И на престолы уселись близь тучемрачителя Зевса.

Сын же Пелея троянцев губил и коней быстроногих.
Точно к пространному небу возносится дым от пожара,
Ежели боги во гневе обрушили пламень на город,
Всех повергая в тревогу, а многим готовя страданье:
Так причинял сын Пелея тревогу и горе троянцам.

Старец Приам той порою на башне стоял богозданной
И Ахиллеса узнал исполинского, перед которым
В бегстве метались троянцы, не видя нигде подкрепленья.
Тяжко вздыхая, спустился он с башни высокой на землю
И приказал пред стеною стоявшим привратникам славным:

"Вы отоприте ворота, в руках их держите, покуда
Все в Илион не спасутся бегущие дети троянцев.
Близко от них Ахиллес — не случилось бы нынче несчастья.
После ж, как только они за стеною вздохнут с облегченьем,
Быстро заприте ворота, сомкните тяжелые створы.

Сильно боюсь, как бы в город сей пагубный муж не ворвался".
Молвил: и, снявши запоры, они распахнули ворота,
Войску являя спасенье. И Феб Аполлон Дальновержец
Ринулся битве навстречу, чтоб гибель отвлечь от троянцев.
Те же, покрытые прахом, терзаемы сильною жаждой,

С поля бежали стремглав к высокой стене Илионской.
Следом Ахилл догонял их с копьем. Пламенело в нем сердце
Яростью дикой. Он мчался вперед, чтобы славой покрыться.
Взяли б тогда аргивяне высоковоротную Трою,
Если бы Феб Аполлон не внушил Агенору сражаться,

Богоподобному воину, сыну вождя Антенора.
В сердце ему он вдохнул дерзновенье, а сам подле мужа
Стал, прислонившись к стволу и окутавшись тучей густою,
Чтобы избавить героя от Парок мучительной смерти.
Тот же, как только завидел Ахилла, крушителя башен,

Стал неподвижно и сердце в нем страшно от дум волновалось.
Тяжко вздохнув, говорил он с собой в своем сердце отважном:
"Горе мне! Если теперь побегу перед мощным Ахиллом
Той же дорогой, какой в беспорядке мятутся другие,
Буду, как все, им настигнут и так же бесславно зарезан.

Если ж, другим предоставив бежать перед сыном Пелея,
Сам я в другом направленьи помчусь по Илийскому полю,
В сторону взяв от стены, и достигну лесистой вершины
Иды, обильной ключами, и в частый кустарник проникну, —
Вечером мог бы тогда я в священную Трою вернуться,

В светлой реке искупавшись, и тело очистив от пота…
Только зачем мое сердце такие лелеет надежды?
Вдруг он заметит меня, как из города мчусь по долине,
Вдруг он помчится вослед и настигнет ногами, проворный.
Не избежать мне тогда ненавистных мне Парок и смерти.

Всех земнородных людей превосходит он силой.
Уж не остаться ли здесь и его перед городом встретить?
Кожа на нем, как на всех, уязвима для меди блестящей,
В теле душа у него лишь одна и зовут его смертным.
Славою только его возвеличил Зевес Олимпиец".

Молвив, он весь подобрался и стал ожидать Ахиллеса.
Храброе сердце его так и рвалось в опасную битву.
Точно из дебрей лесных выступает пантера навстречу
Мужу ловцу и ни разу бестрепетным сердцем не дрогнет
И не помыслит о бегстве, хотя бы и лай услыхала,

Хоть бы ловец, обойдя, ее ранил стрелой или дротом;
Даже пронзенная медью, она не смиряет отваги,
Прежде чем с грозным врагом не сойдется иль вовсе погибнет:
Так Агенор богоравный, прославленный сын Антенора,
С поля бежать не хотел, не померявшись в битве с Ахиллом.