Гомер - Илиада

Щит пред собою уставив большой, равномерно округлый,
Целясь копьем в Ахиллеса, он голосом зычным воскликнул:
"Верно, ты в сердце уже уповаешь, Ахилл многославный,
Нынче же город разрушить троянских мужей непреклонных.
Глупый, немало еще из-за Трои свершится несчастий!

Ибо нас много собралось, — героев, бестрепетных сердцем,
Чтоб отстоять Илион, защищая родителей милых,
Нежных супруг и детей. А тебе здесь готова погибель,
Хоть устрашает твой вид и душою ты воин отважный".
Молвил и тяжкой рукою пустил в него дрот заостренный.

Не промахнулся троянец, а в голень попал под коленом,
И от удара копьем оловянные новые латы
Звякнули страшно вкруг мощной ноги. Только медь отскочила,
Латы ножной не пробив: помешал ей подарок Гефеста.
На Агенора потом устремился Пелид богоравный,

Но Дальновержец ему воспрепятствовал славой покрыться.
Он Агенора похитил и, тучей окутав густою,
Вывел из битвы, помог удалиться ему невредимым,
Сам же лукавством отвлек Пелеона от войска троянцев.
Став совершенно подобным по виду бойцу Агенору,

Он побежал пред Ахиллом, — тот быстро в погоню пустился.
Долгое время Пелид плодоносною мчался долиной
И, повернувшись к Скамандру, пытался догнать Аполлона;
Тот, подпустив его близко, заманивал мужа все дальше
И распалял в нем надежду, что скоро им будет настигнут.

Пользуясь этим, троянцы, ликуя, стремились к воротам
Тесной толпою, и город стал полон спасенных героев.
Тою порою никто не дерзнул вне твердыни помедлить,
Чтобы других подождать и разведать, кто пал среди битвы,
Кто от погибели спасся. Стремглав они в город летели

Все, кого ноги несли и проворные мчали колени.

Так убегали троянцы, как робкие сердцем олени.
В город вбежав, они вытерли пот и, к стене прислонившись,
Быстро испили воды, утоляя великую жажду.
Тою порой аргивяне, щиты свои вскинув на плечи,
Близко к стене подступили, но Гектора, сына Приама,

Гибельный жребий сковал подле Скейских ворот, перед Троей.
Феб Аполлон той порой обратился к Пелиду со словом:
"Что ты за мной, сын Пелея, проворными мчишься ногами,
Будучи сметрнорожденным, преследуешь вечного бога?
Видно, бессмертного ты не узнал, коль безумствуешь, бурный.

Или забыл о смятеньи троянцев, тобой устрашенных?
Те уже в город спаслись, а ты здесь подвизаешься праздно.
Ибо меня, Пелион, не убьешь: неподвластен я смерти".
И, негодуя, на то отвечал Ахиллес быстроногий:
"Ты, из богов жесточайший, меня обольстил, Дальновержец,

Вдаль от стены заманил. А не то еще много троянцев
Грызли бы землю зубами, ворот городских не достигнув.
Ныне, о, Феб, у меня ты похитил великую славу,
Спасши троянцев легко: не боишься ты мести в грядущем.
Если б возможность да сила, уж я бы воздал тебе мщеньем!"

Так говоря, устремился он к Трое, дыша дерзновеньем,
Прядая быстро, как конь с колесницей, берущий награду,
Мчится стрелой по долине, летит, над землей расстилаясь:
Также сгибались проворно колени и ноги героя.
Первый Пелеева сына заметил Приам престарелый,

Как по долине он мчался, далеко сверкая оружьем,
Точно звезда, что восходит осеннею темною ночью
И средь бесчисленных звезд светозарными блещет лучами;
Люди ее называют по имени псом Ориона;
Нет лучезарней звезды, но она знаменует дурное,

Длительный зной предвещает для смертных людей злополучных:
Так на груди у героя бежавшего медь пламенела.
Громко старик застонал и, руки подняв над собою,
Голову ими терзал, испуская глубокие вздохи.
Милого сына молил он, а тот пред воротами Трои

В поле стоял неуклонно, желая с Ахиллом сразиться.
С жалобной речью Приам к нему руки простер и промолвил:
"Гектор, дитя дорогое, один, от друзей удалившись,
Этого мужа не жди, или смерти помчишься навстречу,
Сыном Пелея смиренный: тебя он сильнее безмерно.

Лютый! О, если б, как мне, он бессмертным богам был любезен,
Скоро б тогда мою душу покинуло мрачное горе,
Скоро б Ахилл распростертый был птицами съеден и псами,
Он, кто лишил меня многих детей знаменитых и сильных,
Медью сразив иль продав племенам островов отдаленных.

Вот и сегодня в толпе устремившихся в город троянцев
Двух не найду сыновей, Ликаона бойца с Полидором,
Мне Лаофоей рожденных, супругою лучшей из женщин.
Если средь вражьего стана они обретаются живы,
После мы выкупим их; много золота дома и меди:

Щедро дитя одарил знаменитый Алтей престарелый.
Если они уж мертвы и спустились в чертоги Аида,
Скорбь ожидает их мать и меня, ибо мы их родили.
Все остальное же войско утешится скоро в печали,
Лишь бы и ты не погиб, укрощенный Пелеевым сыном.

О, дорогое дитя, поспеши за стеною укрыться,
Чтобы троянцев спасти и троянок, чтоб сыну Пелея
Славы большой не доставить, свой собственный век загубивши.
Сжалься, дитя, надо мною! Теперь я советую мудро,
Завтра быть может, меня Олимпиец сразит у порога

Старости грустной и множество бед предпошлет моей смерти:
Зрелище мертвых моих сыновей, дочерей увозимых,
Спальных покоев, кругом предаваемых злому хищенью,
Малых детей, разбиваемых оземь в неистовстве диком,
Юных невесток, влекомых руками нещадных данайцев,

А напоследок я сам упаду перед дверью у входа,
Острою медью пронзен, если кто из врагов меня ранит.
Тяжким копьем иль стрелою и душу из тела похитит.
Там растерзают меня плотоядные псы. Их я прежде
Дома кормил за столом, да на страже лежат при воротах.

Крови напившись моей, они, лютые, лягут в преддверьи.
Юноше, павшему в битве, не стыдно лежать бездыханным:
Весь он и мертвый прекрасен, где бы тело его ни открылось.
Если ж на старце убитом свирепые псы оскверняют
Белые кудри иль бороду, или стыдливые части, —

Нет для людей злополучных плачевнее зрелища в мире!"
Так умолял престарелый Приам, вырывая руками
Клочья сребристых волос, но не тронул он сердца героя.
Мать возрыдала тогда, проливая обильные слезы,
Грудь обнажила рукой, а другой — на сосец указала

И, обливаясь слезами, крылатое молвила слово:
"Гектор, почти эту грудь и меня пожалей! Если в детстве
Я простирала к тебе тот сосец, утишающий крики,
Вспомни об этом, мой сын дорогой. Отражай супостата,
Стоя внутри за стеной, но один впереди не сражайся.