Гомер - Илиада

Чуть лишь заметит вдали, чуть завидит твое приближенье,
Не пожалеет тебя этот муж вероломный и лютый,
Старость твою не почтит. Во дворце нам сидеть бы и плакать.
Гектору, видно, судьба на роду так назначила раньше,
Выпряла нитку в тот день, как его я на свет народила,

Чтобы он съеден был псами, вдали от родителей милых,
Подле жестокого мужа. О, если бы печень Ахилла
Вырвать могла я и съесть! Лишь тогда бы ему отплатилось
Все, что он Гектору сделал. А Гектор погиб не позорно,
Но защищая троянцев и жен полногрудых троянских,

Страха не зная в душе и не вспомнив ни разу о бегстве".
И, отвечая, промолвил ей старец Приам боговидный:
"Нет, не препятствуй желанью идти и не будь мне в чертоге
Птицей вещуньей дурною, — меня убедить ты не сможешь.
Если б идти мне велел кто из людей земнородных,

Даже провидец грядущего, жрец или птицегадатель,
Я бы сказал, что он лжет и совсем от него отвернулся.
Ныне ж, когда я узрел и услышал бессмертного бога,
Смело иду, ибо верю, что слово его не напрасно.
А суждено умереть близь судов аргивян меднобронных,

Рад я и смерти. Пускай обезглавлен я буду Ахиллом,
Сына в объятьях держа, утоливши желание плакать".
Так говоря он откинул покрышки с ларей драгоценных,
Дюжину вынул оттуда больших покрывал тонкотканных,
Дюжину платьев простых и столько ж ковров разноцветных,

Столько ж красивых плащей и двенадцать в придачу хитонов,
Золота десять талантов принес, предварительно взвесив,
Пару треножников светлых, четыре прибавил к ним таза
И драгоценнейший кубок — великий подарок фракийцев,
Данный в то время ему, когда к ним он с посольством явился.

Не поскупился старик, не оставил подарка в чертоге:
Так ему сильно хотелось любезного выкупить сына.
После он бранною речью прогнал из сеней всех троянцев:
"Прочь, о, негодные люди! Иль мало вам слышно рыданий
Каждому в доме своем, что явились ко мне, досаждая?

Или вы рады тому, что Кронид покарал меня горем,
Сына отняв дорогого, храбрейшего в сонме героев?
Только потерю мою почувствовать всем вам придется:
Легче со смертью его, убивать вас ахеянам станет.
Пусть же умру я скорей и укроюсь в обитель Аида,

Раньше, чем очи мои разграбление Трои увидят".
Так говоря, он их посохом гнал, и рассеялись мужи
Пред наступающим старцем. А он, упрекая обидно,
Начал сзывать сыновей: Агафона, Гелена, Париса,
Храброго в битвах Полита, бойца Антифона, Паммона,

Славного Дия, равно Деифоба вождя с Гиппофоем.
Он обратился ко всем сыновьям и воскликнул:
О, недостойные дети, негодные! Быстро за дело!
Лучше бы все вы погибли, а Гектор в живых оставался!
О, я отец злополучный! Детей произвел я бесстрашных,

Но ни единый из них не остался мне в Трое обширной.
Нет богоравного Нестора, нет воеводы Троила,
Гектора нет, кто бессмертным средь войска героем казался,
Больше похожий на сына блаженного бога, чем мужа.
Всех их Арей погубил, а дурные живут нередимо,

Вы, плясуны, хвастуны, вожаки хороводов разгульных,
Вы, похитители коз и ягнят у своих же сограждан!
Долго ли будете вы снаряжать для меня колесницу,
Скоро ль ее нагрузите, чтобы двинуться в путь нам немедля?"
Так он промолвил. Они, испугавшись отцовского гнева,

Вынесли тотчас повозку для мулов, о крепких колесах,
Новую, дивной работы и кузов большой привязали.
Тут же с колка они сняли ярмо из блиставшего бука,
С пуговкой круглой в средине, с крючками, державшими вожжи,
Вместе с ярмом и ремень захватили яремный, длиною

Девять локтей, и, ярмо приложивши к точеному дышлу,
К верхнему краю его, чрез кольцо пропустили затыку,
Накрест три раза ремень обвязали вкруг пуговки круглой
И, обмотавши остаток вкруг дышла, конец подогнули.
Из дому после того принесли и сложили в повозку

Все дорогие подарки — за голову Гектора выкуп,
Мулов в повозку впрягли они твердокопытных,
Некогда в дар принесенных мидийцами старцу Приаму,
А под ярмо колесницы коней подвели быстроногих,
Вскормленных старцем Приамом из гладко оструганных яслей.

Старец Приам и глашатай, исполнены мудростью оба,
В путь снаряжались меж тем под высокою кровлей чертога.
Близко тогда подошла к ним Гекуба, смятенная духом,
Кубок со сладким вином золотой взявши в правую руку,
Чтобы они пред уходом могли совершить возлиянье.

Став пред конями, она обратилась к Приаму со словом:
"Вот соверши возлиянье с молитвой отцу Громовержцу,
Чтобы назад от врагов невредимым вернуться дозволил,
Если уж мне вопреки, ты, упорствуя, к флоту стремишься.
Но и помимо того помолись Олимпийцу Крониду,

Зевсу, Идейскому богу, кто сверху взирает на Трою,
Пусть он пошлет тебе справа воздушную вестницу птицу,
Ту, что сильнее других и ему всех пернатых милее,
Чтобы, увидев глазами хорошее знаменье в небе,
Ты, ободренный, пошел к кораблям аргивян быстроконных.

Если же вестницы птицы тебе не пошлет Громовержец,
Просьба моя и совет: как ни сильно желаешь душою,
Не отправляйся сегодня к судам меднобронных данайцев".
И, отвечая, промолвил ей старец Приам боговидный:
"Если молиться велишь, подчинюсь, о, супруга! Полезно

Руки к Зевесу отцу воздевать. Пожалеет, быть может".
Так ей ответствовал старец и ключнице дал приказанье
На руки чистую воду полить. И служанка предстала,
В правой руке своей ковшик держа, а в другой рукомойник.
Руки умывши, Приам у супруги взял кубок блестящий,

Стал посредине двора и, вино возливая, молился.
И, на пространное небо взирая, он слово промолвил:
"Отче Зевес, повелитель Идейский, славнейший, сильнейший!
Дай мне, придя к Ахиллесу, приязнь возбудить в нем и жалость.
В знаменье справа пошли мне воздушную вестницу птицу,

Ту, что сильнее других и тебе из пернатых милее,
Дабы, увидев глазами хорошее знаменье в небе,
Я, ободренный, пошел к кораблям аргивян меднобронных".
Так он взывал, умоляя, и внял ему Зевс Промыслитель.
Был им ниспослан орел, что меж птицами всех совершенней,

Ловчий, большой, темнокрылый, — зовут его беркутом черным.
Крылья огромных размеров с обеих сторон простирались,
Столь же большие, как двери, снабженные крепким затвором,
Что у богатого мужа прилажены в доме высоком.
Справа явился он им и над Троей обширной промчался.