Марк Гроссман - Лирика разных лет

Дон, 1943

Шинель бойца давно заиндевела.
Трещит мороз. Костер дымит сырой.
В окопе все покрыто белой
Шершавою обветренной корой.
Солдат не замечает снежной пыли,
Утрат не помнит горьких и потерь, —
Бойцы сегодня письма получили,
И он с детьми беседует теперь.

1941

В солдатском зеркальце случайно
Увидишь свой висок седой,
И станет на душе печально,
Что ты уже не молодой.
Но завершив атаку дружно,
Где столько крови утекло,
Поймешь, что хмуриться не нужно,
Что лжет бездушное стекло.
В полях, снарядами избитых,
И ты, сражаясь на бегу,
Не дал Отечество в обиду.
На разграбление врагу.
И ты спешил со всеми рядом,
Не уступая никому,
И седина твоя — награда
Тебе и делу твоему.
Пусть время лица наши сушит,
Пусть в стеклах — белый пепел дат, —
Не в стужу зеркала, а в душу
Взгляни — и улыбнись, солдат.

1943

Тишина полевая
И полыни пыльца.
Пыль полей истлевает
На морщинах лица.
И в душе у солдата
Эта тишь, как ожог.
Будто где-то когда-то
Я все это прошел.
Было, было все это
Наяву иль в бреду:
Я в зеленое лето.
Точно в реку, бреду.
Вскрикнут сонные гуси,
Просвистит ветерок.
Снова тихо над Русью
У полевок-дорог.
Ни войны и ни боли —
Только вёдро да синь,
Только гуси на поле
Окликают гусынь.
Никого здесь не травят,
Никому здесь не лечь.
И шумит разнотравье.
Точно бабкина речь.
Точно реченьки лепет
Там, в глуши, вдалеке.
…Самолеты — над степью!
Самолеты — в пике!

1943

Ни осенняя распутица,
Ни туман в глуши лесной
Не страшны — была б ты, спутница,
По ночам всегда со мной.
Пусть в пути никто не встретится,
Нет ни тропки, ни следа, —
Загорается Медведица —
Семиглавая звезда.
От нее прямую линию
В малом проведи ряду —
И тогда увидишь синюю
Раскаленную звезду.
Нашу северную, ясную —
В тьме пустыни не пустяк, —
Что на ту похожа, красную,
Украшающую стяг.
Ночка черная ли, хмарная —
Для разведки не беда,
Лишь светила бы Полярная
Путеводная звезда!

1943

Горизонт горел, как факел…
Кольт и шашка — на двоих.
Мы с тобой тряслись в атаке
На конях нестроевых.
Мы кричали что-то вяло
С прытью явно тыловой.
И металось из металла
Крошево над головой.
Седла новые скрипели.
Кони ржали и не шли
В этой огненной купели,
В этом хаосе земли.
Пули ныли тонко, тонко…
Мокла с поводом ладонь…
И тоскливей жеребенка
Подо мной заплакал конь.
И дышал он, точно птица.
Угодившая в беду.
Стал качаться и валиться,
Умирая на ходу.
Молодые… Жить охота…
Ты мне крикнул на скаку:
— Не добраться пешим ходом,
Прыгай, что ли, за луку!..
Шел конек с двойною ношей.
Пули пели, как лоза.
Были мы с тобой моложе, —
Кости, кожа да глаза.
И тащил нас в муке слезной,
Не щадя мосластых ног,
Безотказный конь обозный.
Уцелевший твой конек.
Френчей рябь… Рычанье пушек…
Шашек всплески… Дым в аду…
И покойники фон Буша
У Ловати на виду.
Танк торчал горой негрозной.
Через рваное жерло
Кровью мертвою, венозной
Пламя черное текло.
И тряслась в дыму пожара,
Пробиваясь напролом,
Поразительная пара
На седле и за седлом.
Генерал увидел это,
Заломил усы дугой:
— На Пегасе — два поэта,
Тесновато, дорогой!
Те заботы — не заботы, —
Подозвал кивком бойца.
— Дать писателю пехоты
Заводного жеребца!..
Я изрек посильным басом,
Оттерев дружка плечом:
— Тут Пегасы и Парнасы
Совершенно ни при чем!
Тут совсем иные сферы,
И о том, как видно, речь:
Бережешь себя сверх меры —
Душу можешь не сберечь…
Мы палили самокрутки.
Грозно морщили мы лбы.
Генерал сказал: — Увы!
Знаешь, друг, солдат без шутки —
Это каша без крупы.
Слушать мне смешно немного
Поучения юнца.
Забирай-ка, парень, с богом
Заводного жеребца!
А не то… —
И сунул бардам
Под нос пуд костей и жил.
…За немецким арьергардом
Эскадрон в ночи спешил.
И на тех тропинках подлых,
Полных выбоин и ям,
Два бойца мотались в седлах —
Сорок лет напополам.
А земля в жару дрожала…
А металл живое рвал…
И сказал ты вдруг: — Пожалуй,
Прав казачий генерал.
На Дону ли, на Шелони,
В яром зареве огня.
Боевые наши кони
Есть Пегасова родня.
Ибо честные поэты —
Поголовно все — бойцы.
Мы не люди без победы,
Не жильцы и не певцы.
Впрочем, это — прописное,
Будто небо и земля…
И тащились наши кони,
Понимая шенкеля.
И заря вставала ало
Вместе с синью полевой.
И металось из металла
Крошево над головой.

Северо-Западный фронт,
1942

На поле боя падают солдаты,
Дрожит на касках свет далеких звезд.
И синие холодные Карпаты
Заносят снегом братский их погост.
Во имя нашей Родины и чести.
Солдатской дружбой спаяны в одно,
Бойцы победу добывали вместе,
Не всем дойти до цели суждено.
Они погибли, доверяя свято
Победе нашей, что должна прийти.

На поле боя падают солдаты…
Не забывайте павших на пути!

Чехословакия,
1944

Когда-нибудь, когда пройдет война,
И наш народ отпразднует победу,
И вновь посеет пахарь семена, —
Я на могилу к матери приеду.
Там шелестят березки в тишине,
Там чуть дрожит железная ограда.
Враг не топтал твоей могилы. Мне
И это, мама, ратная награда.
…Горит металл. На поле тлеет пень.
— Ты жив, солдат! — кричит сосед соседу.

Придет победы день. И в этот день
Я на могилу к матери приеду.

Польша, 1944

На берегу морском, в тумане,
Не на земле своих отцов,
Пилотки сняв, однополчане
Похоронили трех бойцов.
Чтоб им не тосковать в могиле,
Вдали от милых мест родных,
На холм машину водрузили,
В которой смерть застигла их.
Волна метаться не устала,
И лбами бури бьют в гранит,
Но танк уральского закала.
Как часовой, их сон хранит.
…Мы помним дальний берег синий
И лес, поблекший от огня.

Спокойно спите на чужбине:
Над вами — Родины броня!

Берег Балтийского моря,
1945