Лев Сорокин - Рябиновые зори

Я спешу в безотчетной тревоге
Оглянуться опять и опять.
На ухабах таежной дороги,
Видно, нежность боюсь расплескать.

Стрелки лезут упрямо
  за полночь,
Но к заре
  по заре
  мы плывем.
Заполярные летние волны
Отливают неярким огнем.

Танцплощадку у белой березки
В день один
Настелил Качканар.
Словно пели смолистые доски
Под ногами танцующих пар.

Каждый молод,
Но старый-престарый,
Вальс известный —
Не шейк и не твист! —
Под брезентовый плеск Качканара
Вдохновенно играл гармонист.

Кто задорно,
А кто осторожно —
Закружили ребята подруг.
Было сладко и было тревожно
От мужских обнимающих рук.

И была танцплощадка наградой
За ударные темпы труда,
И сюда приносили вы радость,
И беду приносили сюда.

Облака комариного роя,
Если ты не один,
Не страшны,
Танцевали земные герои,
По-земному светлы и грешны.

А вдали огонек папироски
Все кого-то манил без конца.
…Танцплощадку у белой березки
Заменяют ли залы Дворца!

У нас так много в городе сирени!
Вам нравится,
  когда она цветет?
А я люблю сирень
  порой осенней,
Когда уже зиме пришел черед.

Когда бросает клен или береза
Дырявую
  безлиственную тень.
Но листья,
  обожженные морозом,
Не отдает упрямая сирень.

Вокруг земля ночами —
  в снежной пене,
Крепчает ветер:
  — Листья оборву!
Мне все казалось:
Нет нежней сирени,
Но дольше всех
Хранит она листву.

Шла девчонка спозаранку,
А вокруг трава в росе!
Ту девчонку
  с громом танки
Обогнали по шоссе.

Лето рдело на платочке,
А на платьице — весна.
Командир сказал:
— Как дочка!
А водитель:
— Как жена!

Посветлели люди в танках,
Хоть опять в поход ночной.

Шла девчонка спозаранку
Стороной своей лесной.

Тебя на курсы взял район,
И вот тогда влюбленному
Пришел на помощь телефон
Со связью межрайонною.

Кричу тебе:
  — Алло, алло!
Меня не разлюбила ты?
А в трубке треск.
  Ну, как назло,
Совсем не слышно милую.

Тогда на помощь поспешил
Телефонист загруженный,
Твои слова он мне твердил
Своим баском простуженным:

— Люблю!
Люблю! —
Неслось сквозь свист.
Пусть связь слегка нарушена,
Ты молодец, телефонист!
Я слушаю!
Я слушаю!

На серебряной свадьбе бокалы звенят
И бутылки с шампанским вовсю салютуют.
«Молодой»,
  улыбаясь,
  бросает свой взгляд
На сидящую рядышком с ним
  «молодую».

У супругов покрыты виски серебром,
Но нежны они,
  словно жених и невеста.
Затихает народ за нарядным столом,
Тамада поднимается с места…

Муж,
  нагнувшись,
  чуть слышно жене прошептал:
— Если б вдруг
  наша жизнь
  началась бы сначала,
И не я,
  а другой бы тебя повстречал?
Что б ты сделала?..
— Я бы…
Тебя отыскала.

День отошел,
  грозовой,
  августовский.
Стало прохладно,
  темно.
После работы в далеком Свердловске
Ты распахнула окно.

В двадцать минут я дойду до вокзала
Через леса и туман.
Сбросить,
  как плащ,
  на пороге усталость,
Наспех собрать чемодан?

Знаю, что в день доберусь до Свердловска,
Шепотом встретит твой сад…

Только ведь день грозовой,
  августовский
Не возвратится назад.

Просверкали далекие молнии,
И очистился
  небосклон.
Ночь
  кузнечики
  звоном наполнили
И разбили
Мой сон.

— Замолчите, кузнечики! Слышите!
Августовская ночь недлинна!
Над полями, лесами, над крышами
Опустись,
Тишина!

И тогда через все расстояния
Чутко вслушаюсь я в тишину,
И услышу родное дыхание,
И спокойно
Засну.

Крутятся без устали колеса,
Фары шарят в жидкой полутьме.
— Стой, шофер!
  Глядит на нас раскосо
Женщина из камня на холме.

Это что еще за чудо-юдо
В трех шагах от нового села?
Расскажи,
  из дальнего откуда
К нам в двадцатый век ты забрела?

Но молчит в ответ.
И так же хмуро
Смотрит на дорогу за холмом.
Может,
  ты не древняя скульптура,
Созданная в стане кочевом?

Это, может быть, с годами спорит
В каменном обличии тоска?
Ты ждала кого-то.
И от горя
Вдруг окаменела на века.
Время даже камень разломило.
И от солнца,
  ветра
  и дождя
Изменилась ты,
Но с прежней силой
Ждешь кого-то,
С места не сходя!

Я припомнил песенку дорожную,
Грустную,
Тревожную,
Несложную.
Нет, не под балконом —
Под Балканами
Спетую не мной,
А партизанами.
Под горами старыми-престарыми
За столом сидели мы с болгарами,
С бывшими лихими партизанами
Мы по-русски чокались стаканами.
А потом я
  на притихшей пристани
Встретился со взглядом твоим пристальным,
В этом взгляде —
Нет ему названия! —
И призыв,
И робость,
И признание.
Этот взгляд —
  и ты, такая чинная!
Все ж не я, наверно, был причиною,
А Дунай,
  дорога,
  ночь балканская
И простая песня партизанская.

Вот и вместе мы!
Вот и вместе!
Я б тебя не пускал из дома!
Хоть не двадцать,
А лет так двести
Мы с тобою уже знакомы!

Только б видеть тебя,
Только б слышать!..
Почему же ты загрустила?
Видно, все-таки наша крыша
Небо в звездах не заменила?

В мой дом пришли
  беда и Бетховен.
Откуда Бетховен узнал про беду?
Я слушаю музыку,
  хмурю брови,
И кажется мне:
  я из дома иду,
Иду от споров,
Иду от раздоров,
От мелких,
  никчемных,
  ненужных склок.
Иду я в леса,
Поднимаюсь я в горы,
Где в скалах плещется родничок.
К скале припадаю,
Струю ледяную
Я жадно, захлебываясь, ловлю.
Не вспоминаю про жизнь иную
И снова тебя
  и весь мир люблю!
И вновь могу под ливнями мокнуть
И к звездам взбираться по спинам скал.
Да здравствует
  с ветром хлынувший в окна
Рожденный землей музыкальный шквал!