Шамсиддин Хафиз - Любовный напиток. Лучшая персидская лирика

Как стал я нищ и одинок, как все свои грехи
Я кровью сердца искупил – не спрашивай меня.

Как от соперников Хафиз мученья претерпел
И как он жалок стал и хил – не спрашивай меня.

Если меж пальцев ушли наслажденья – значит, ушли.
Если могли мы терпеть униженья – значит, могли.

Если гнетет нас любви тирания – значит, гнетет.
Если насквозь нас прожгли вожделенья – значит, прожгли.

Если терпенье – значит, терпенье, стойкость в любовной игре!
Если снесли мы такие мученья – значит, снесли.

Дайте вина! Вдохновенные свыше, ринды не помнят обид.
Если в вине мы нашли утешенье – значит, нашли.

Ссориться с милой – недругов тешить, сплетников радовать, но:
Если взбрели мне на ум подозренья – значит, взбрели.

Если не смог я смириться с кокетством – значит, не смог.
Если легли мне на сердце каменья – значит, легли.

Ноги свободным не свяжешь! Хафиза в том, что ушел, не вини:
Если влекли его вдаль похожденья – значит, влекли!

Сердце рвется из рук! Ради бога, не будь жестока!
Станет явною тайна, которая скрыта пока.

Мы – с разбитого судна. О ветер попутный, подуй:
«Дай мне снова увидеть родные душе берега!»

Ты хотя бы разок, «в благодарность за этот привет»,
О несчастном скитальце могла бы спросить свысока.

Нету в мире чудес – коротка благосклонность небес.
Так и между подруг: доброта, словно чудо, редка.

Вот тебе в двух словах вся премудрость обоих миров:
Доброта – для друзей, осторожность – для злого врага.

Пел над розой моей сладкозвучно вчера соловей:
«Принесите вина! Торопитесь, друзья кабака!»

А вместилище скверны – аскет, желчью налитый, пел:
«Для лобзания чаша любезней, чем милой щека».

Искандерово зеркало – винная чаша. Взгляни:
Царство Дария в ней ты увидишь, подвыпив слегка.

В наше тяжкое время усердствуй по части питья:
Эликсир бытия в богача превратит бедняка.

Не гордись, что красотка, гранит превращавшая в воск,
Тает, словно свеча, к винной чаше ревнуя дружка.

Дарит жизнь та тюрчанка, что знает персидский язык.
Поскорей донеси эту весть до меня, старика.

Даже суфий запляшет под сладкий напев музыкантш,
Если будет пропета персидская эта строка.

Мне в квартал доброй славы пути самому не найти.
Измени мой удел – если жизнь моя небу мерзка.

Ведь не сам же Хафиз это рубище в пятнах надел…
Незапятнанный шейх, отпусти мне грехи на века!

Давно моя тетрадь в закладе за вино,
На двери кабаков молюсь уже давно.

Вот виночерпий – маг великодушный:
Нам, пьяницам, здесь все разрешено!

Тетрадь залей вином. Лишь тем немногим,
Кто сердцем зряч, ее прочесть дано.

В земной любви, разборчивое сердце,
Ищи высокой истины зерно.

Как циркуль, сердце на оси вращалось,
Покуда точки не нашло оно.

Певец любви сложил такие строки,
Что мудрецу заплакать не грешно.

Я весь цвету от счастья: вдохновенье
Мне кипарисом свыше внушено.

Вино не учит злу! Ругать аскетов,
Напившись, я не стану все равно.

В груди сокрыто сердце у Хафиза:
Преступник ищет места, где темно!

Этот мудрый старик-виночерпий, добром будь помянут,
Мне сказал: «Вот бокал – все невзгоды на дне его канут!»

Я ответил: «Боюсь – не пропить бы мне добрую славу…» —
«Пей! – велел мне старик. – Нюхай розы, пока не увянут».

Все уходит из рук в этом мире, на ярмарке этой,
Где тебе продадут пустоту, где тебя непременно обманут.

Где нельзя удержать ничего, к чему сердцем привязан,
Где и троны царей легким прахом со временем станут.

Да продлятся, Хафиз, твои дни! Пей вино и не слушай советов.
Прекратим этот спор – он и так уже слишком затянут…

Хоть каждый ваш упрек я знаю назубок —
Нет силы у меня покинуть погребок.

«Я мира есмь позор». Идущий по дороге
Не может выбирать себе других дорог.

Владыка дней моих – шах пьяных и влюбленных,
Из всех безумцев я – безумец, видит Бог!

Поставь клеймо на лоб мой, дабы каждый,
Что я вероотступник, видеть мог.

Клейми – и прочь иди! Неисправимый
Под рубищем аскета скрыт порок.

Кровоточащий стих я шлю тебе. Пронзила
Стрела твоих ресниц моей души листок.

Я пьяный или нет – кому какое дело?
Хафиз – хранитель Тайн и Истины знаток!

Угнетен своим бессильем, я от слабости дрожу.
Перед сильными во прахе я, униженный, лежу.

Может, та, чьи кудри – цепи, прикует меня к себе?
Если ж нет – «я ради милой голову свою сложу!»

Я считаю звезды в небе, пьяный, ночи напролет.
Если хочешь – положенье всех созвездий покажу!

Чаша круглая напомнит мне круговорот небес —
Потому-то с наслажденьем к ней уста я приложу!

Я премного благодарен сдержанным своим рукам:
«Зла не причиню я людям, правоверных пощажу».

Виноват ли я, пропойца, если продавцы вина
К пьяным были благосклонны? Я за это им служу.

Виноват ли я, что плачу, слезы мускусные лью?
Кабарга меня учила, обреченная ножу!

Ты поднять меня не хочешь, если я лежу в пыли,
Если даже крупный жемчуг вместо слез из глаз цежу.

И поскольку у Хафиза голова пьяным-пьяна,
Я на голову другую все надежды возложу!

Шатки опоры у дворца надежды нашей бренной.
Жизнь прахом по ветру пошла – налей мне кубок пенный!

Я преклоняюсь перед тем, кто в этом бренном мире
Свободен от любых оков: ни раб ничей, ни пленный.

Вчера в кабак, где я погряз во пьянстве и распутстве,
Мне Ангел мира весть принес о тайне сокровенной: