Семен Кирсанов - Лирические произведения

не может у стены
блуждать
пустынным взглядом,
где даже сатаны —
вот черт! —
не видно рядом,

Вот небо с уймой звезд,
их больше,
чем у Гете.
Все до одной бы свез
тебе одной.
Но где ты?

Приблизься
хоть на шаг.
Душа тебя устроит?
Готов отдать.
Душа
хоть сколько-нибудь стоит?

Загробного судьбой
я с чертом
расквитаюсь.
Но с будущей тобой
не поступлю,
как Фауст.

Есть купола.
Их лик
зрит россиянин всякий.
Се —
мощен и велик —
сияет Исаакий.

Когда
и солнца нет,
и небо как болото —
все ж
излучает свет
святая позолота.

Другой
трехглавый храм
крыт крашеным железом,
а купол
пополам
таинственно разрезан.

Он в Пулкове стоит,
храм
чисел и приборов.
Вот каковы сии
великих
два собора.

И разные у двух
и боги
и святые,
к которым ввысь ведут
ступеньки
винтовые.

И мученики есть
у каждого.
Зверея,
вели Христа на крест.
И к пытке —
Галилея.

Вот, христианский мир,
какой шедевр
ты создал!
Вот мрамор, вот порфир,
вот путь,
ведущий к звездам.

Вверх,
по виткам,
себя
я ввертывал шурупом,
и довинтился
я
в Исаакиевский купол.

И — небесам конец,
ни звезд, ни туч!
К чему же
нам — золотой венец,
сияющий снаружи?

И ангелам сюда
сквозь плиты
не пробиться!
Нет, эта красота —
не солнце,
а гробница.

Ослепший и без чувств,
и вниз верчусь,
и вскоре я
шоссейной лентой мчусь
к тебе,
Обсерватория!

В пожарных касках крыш
среди Земного Шара
ты
словно сторожишь
планету от пожара.

И лестничкой витой
вхожу я
в купол дивный,
не золотой — простой,
с трубой
посередине.

И он
раскрылся вдруг,
как подымают веко,
и стал
ходить вокруг
светила — человека,

как ходит
наш Земшар,
кружа меридианы,
как ходят
не спеша
планеты мирозданья.

И царствуй
и смотри
на солнце в полном блеске!
Здесь,
в куполе,
внутри —
смерчи,
пожары,
всплески.

Следи
глазами линз
за солнечной короной!
И я смотрю
на жизнь,
сияньем покоренный.

Хочу я жить
не час,
а без конца, сверхсметно,
как человек,
как часть
материи бессмертной,

часть звезд
и часть людей
или хотя бы часть я —
травы,
цветов,
лучей
какого-нибудь счастья.

Нет,
я не раб, не червь!
А мысль моя несется,
не ведая
ночей,
ракетой вокруг солнца.

Как к хочется мне здесь,
где ширь
так осиянна,
вскричать:
«В сей мир чудес
я верую!
Осанна!»

Прочь, мелочи,
прочь, рой
обид!
Тоска, долой!
Забыть заботы!
Прочь,
бессонных мыслей ночь.
Любовь и ревность,
прочь!
И — снова
на простор
гранита и мостов
через Неву.
Мосты
надежны и просты.
И как ни широка
гигантская река,
просторы
не пусты.
Сроднились берега,
как в браке,
на века.
Так сделали мосты.
пускай одни —
горбом
прошли из дома в дом.
Их жизнь —
канала муть,
и в пять ступенек путь.
Другим —
взамен любви
двухсводчатый уют.
Сторожевые львы
расстаться
не дают…
Зато у самых звезд
Канавки Зимней
мост.
И преданно-верны
живут две стороны
двух зданий,
две стены
так близко,
тесно так
и так вдвоем всегда,
что только
кое-как
под мост течет вода…

Но,
берега Невы,
вам трудно.
С детства вы,
с пустынных лет реки,
так страшно
далеки!
И ледовитый лед
вот —
между вами лег,
и только иглы ввысь…
И все же
вы сошлись.
И, дружески легка,
легла
издалека
Литейного рука
проспекту на плечо.

«Чего ж тебе еще?
Я рядом.
Я с тобой…»
Но как мне быть
с собой?

Я понял
жизнь мостов,
пролетов и основ.
Соединять —
их суть.
Но и оставить путь
судам,
идущим в верфь
или от устья вверх.
Покинувший залив
корабль
так горделив —
сияющая медь
и мачты
в полный рост…
Но больно мне
смотреть
на разведенный мост.

О, горестный разлад!
Мост,
как любовь,
разъят,
и входит в наш разрыв,
спокойный ход
развив,
громада корабля,
два берега
деля
на разных две судьбы…
И я стою,
моля
ростральные столбы
помочь
и сблизить вновь
двух берегов любовь!

Но я же начал — «прочь,
бессонных мыслей ночь»,
я же сказал —
«прочь, рой
обид,
тоска, долой,
любовь и ревность, прочь»,
к Неве я вышел…
Ты,
река,
и вы, мосты,
не в силах мне помочь.
В огнях, гудках, парах
и флагах
пароход
торопится.
Пора
открыть ему проход!

Моя тетрадь,
не трать
страниц на пустяки.
Реши:
пусть из души
к тебе идут стихи.

Не скрой,
с какой тоской
я здесь бродил без сна.
Конец —
у двух колец
нет общего звена.

А в городе
весна.
Иллюминован сад,
и улица
тесна,
и лица не грустят.

Прожектора
в саду
лучи возносят вверх.
Фонтаном
на звезду
несется фейерверк.

Есть отраженный свет,
и есть зажженный свет,
а между ними
нет
ни солнца,
ни планет.

О, нелюбовь, —
ты ад,
где пустотой казнят,
где ни ночей,
ни дней,
ни света,
ни теней!

А ведь любовь
была!
И, как кометный хвост,
она
меня влекла
сквозь миллиарды звезд.

О, фейерверк в саду,
о, озаренье туч!..

Прожектора!
Я жду.
Мне тоже нужен луч.

Фасады!
Вы честны.
Вы смотрите правдиво
лепным лицом
стены,
задуманной, как диво!

Собор —
он как собор,
на то и колоннада.
Вам
никого собой
обманывать не надо.

Когда расстрелян царь
Растрелли
не всесилен,
стиль Зимнего дворца
не стал
грядущим стиле

Фасады не таят
своих примет,
как ребус;
не скажет:
«Я театр» —
Петра и Павла крепость.

Ваш вид,
и цвет,
и рост
для сути вашей создан,
раз Пулково
для звезд,
и купола — по звездам!

Змеевиками труб,
призывами у входа
всем говорит:
«Здесь труд!» —
простой фасад завода.

Но среди честных стен
имеются
глухие;
на них косая тень,
их умыслы
плохие.

Безлицым кирпичом
покрытые,
без окон —
они, мол,
ни при чем
в политике высокой.