Александр Стоянов - Мелодии космических океанов

На старом дереве тишины зрели молодые звуки.
Наклоняя ветви до самой земли, они сползали,
разбегаясь и хватаясь за слух, словно руки.
Они сверлили небо цветными дикими глазами.

Острые, как бритвы, они разрезали сознание
пополам,
падали с верхушки в ночной эфир и разгорался гул,
похожий на сирену «скорой помощи», летящей
к домам.
Озверевшие и подросшие звуки пускались в загул,

и со свистом исчезали в звенящей зияющей пустоте
ночной.
Вдоль всей кроны ползли, шурша чешуёй,
ленивые шорохи.
Эти ночные змеи всегда тревожны, как духи
воды речной.
Разбившись на тысячи кусочков, они расползались
как блохи.

Басами рос барабанный бой и подскакивал,
словно мячик.
Он выстраивался в сочные, причудливые
разноцветные узоры.
Струнная кружевная материя берёт за душу
даже незрячих.
Литавры рассыпаются битым стеклом и уползают
в норы.

Тишина живёт под землёй, а кроной выходит
наружу.
Корневища её торчат во все концы великой тьмы.
Льётся золотым дождём на них свет и топит в луже
юных детей своих, их слова и отголоски мечты.

От стены отделилась кровать,
звуки все превратились в окно.
Вот и всё, нам придётся вставать,
не увидит нас больше никто.

Нас не нюхает зверь тишины
и не трогает лес-великан,
мы живём от войны до войны,
мы – воители облачных стран.

Океан, свои веки открой,
отгони золотую печаль,
забросай голубою волной
эту дикую вечную даль.

Забери ветерок, облака,
дай увидеть холодную синь,
в ней утонет лихая тоска,
в небосводе далёких пустынь.

Пустотою займётся рассвет.
Он зальёт янтарём города.
И в душе нашей солнечный свет
засияет теперь навсегда.

Я хочу дополнять дополнения,
я хочу провести провидение,
я хочу искажать искривления,
я хочу населять запустение,
я хочу на комбайне двигаться
по полям
дней вчерашних
и завтрашних,
я хочу не казаться,
а видеться,
видеть слёзы любви
запоздавшие…

Волнами часовые пояса,
во тьме бежит апрель.
В Лос-Анджелесе – три часа,
в Москве – прекрасный день.

Все спят, уснул и Голливуд,
и спит аллея звёзд,
уснул спасатель Малибу,
лишь нас таксист привёз.

Спит океан – прохладный друг,
уснули все дома,
Родео Драйв давно потух
и замерли слова.

Зелёный крест – привет, марихуана!
От стресса прописали мне врачи.
Лежу на солнце, словно игуана,
прекрасен мир и рады мне бичи.

Ушёл мой мозг в безлюдную пустыню.
Хохочет мир, оплавленный во мне.
И океан широк, и я, почти всесильный,
лечу вперёд к трясущейся волне.

Забыто всё, что страшно и знакомо,
что гложет ночь и заедает днём,
и найден путь до той звезды искомой,
что пряталась всю жизнь в мозгу моём.

Вороны взгляд мудрёный, как смешинка.
Тепла скала, упавшая на пол.
Слова в мозгу кружатся как пушинки,
и музыка летит за красный мол.

Назначен путь отхода за границу.
Украшен свет мерцающей мечтой.
Там, на горе, в дряхлеющей больнице,
скорбят друзья о жизни холостой.

По сознанию хряснул молотом
чеканный, уверенный слог:
золото, золото, золото.
Теперь это лучший бог.

Забудь про душонку-шавочку,
размажь слезу по лицу,
коли на память булавочку,
иди и служи подлецу.

Там белое чёрным мазано,
а чёрное вечно в чести.
Всё делай так, как сказано,
не веришь – в газете прочти.

На службе богатых демоны
рисуют нам мир пером.
По жизни иди уверенно,
а дым запивай вином.

Двойным дурманом кутаны
идеи чужие и сны,
а денег потоки путаны,
и всё же они просты.

Поверь в почти невозможное,
что золотом правит зло,
а совесть – понятие сложное,
орёл не станет козлом.

Вот новая правда рождается
под треск городских гильотин,
и мёртвые не кусаются,
у Яви теперь карантин.

Секвойя – древнейшая хвоя.
Три тысячи лет тишины
в объятиях сна и покоя.
В ветвях этих – мир без войны.

Мы рождались и умирали,
видели смерть и жизнь,
влюблялись и воевали,
страдали в морях пустынь.

А ствол её делался толще
и корень длинней змеи
на этой каменной почве,
на теле древней земли.

Стоит и теперь на склоне,
и выше и краше всех.
И шишки, и лист зелёный.
О время, умерь свой бег!

Блестящая росинка на листе винограда
отражает целый мир.
Бесконечность цепляет алмазными лучами
антенну муравья.
Мы – в царстве солнца.

Змеёй ядовитой дорога
уносит железных скелетов
в страну золочёного лета,
в страницу гранёного слога.

Где тусклые ржавые лица
глядят в океанские дюны,
где полупрозрачные луны
парят над тобой, словно птицы.

В домах, у пустых подворотен
блуждают безумные тени,
а в мире камней и растений
весна в барабаны колотит.

Быстры легкокрылые феи,
колибри – пажи их лихие.
Дыханьем цветочным согреют,
а солнце оденет в бикини.

И день, красотой напоённый,
сыграет симфонию цвета,
а птицы с высокого клёна
узрят одеянье планеты.