Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

Жарко рясам, потно шароварам,
Рушничок под салом намолён.
Где же задевался с самоваром
Дерзкий жид, безмолвный Соломон?

– Дух наш бездомен, дух наш беззлобен,
Но мы зовем тебя горячо в
Гомель-Гомель, Жлобин-Жлобин,
Рогачев-Рогачев-Рогачев!

Мы ж тебя выженим, мы ж тебя выщеним,
Мы ж тебя в небочко наше упрем
За этим подъяблонным, за этим подвишенным,
Звездами высушенным Днепром-Днепром.

– Дух ваш бездомен, дух ваш беззлобен,
Что ж вы зовете меня горячо в
Гомель-Гомель, Жлобин-Жлобин,
Рогачев-Рогачев-Рогачев?

Плачь, моя девочка, плачь, моя бабочка,
Вот я, твой дерзкий внучок —
Гретая колбочка, битая баночка,
Жизни на ломаный пятачок.

В банке с колоннами маком рублевым
Ты нá ночь меня опои,
Но не взойти мне, ибо изблеван
И прадеда не вернут мне паи.

Копченые розы дымятся
сквозь ливня сквозной изумруд;
ужé им не домыться, ужé им не домяться,
они раньше ночи умрут,

но пока облетают по низким аллеям
в жующие щеки крольчат.
сейчáс мы оголеем, сейчáс мы околеем , —
их безмолвные губы кричат;

смеются над ними безмолвные боги,
на полых дорожках дрожа,
блестят их треуголки, трезубцы, треноги
в полуполосках дождя,

животы их и груди лоснятся
сквозь небес полосной изумруд:
пусть лéстницы им снятся, ужé им не подняться:
они никогда не умрут.

Над гранью мира облака
Взошли, кроваво-сини,
И звéзды, бледные пока,
С усишками косыми,

Пошли двоиться и нырять
Над расслоённой бездной,
И сбросил ветер свой наряд
Нá руки мглe бесслéзной,

Когда же месяц-салобон
Пристроился к кортежу,
Улисс вернулся в Лиссабон
По дну сожженной Тежу —

Жует вино, грызет рачков,
Глядит в огни ночные,
Тени выходят без очков
На паперти речные,

Но он не слышит тишины,
Сочащей скорбь мирскую,
Из черных пальцев сатаны
Сосет он соль морскую,

И все лилóвее вода
Под ало-сизым валом…
Что ж, он вернулся не туда,
Откуда уплывал он.

пахнет ворванью пышет вырванью
прыщет взвесью мазутной с Невы
слюнку выроню слезку выровню
по углу обливной синевы

по-над кранами черны вороны
по-над вранами месяц младой
облака ими заполночь ораны
и засеяны мертвой водой

запалю сигаретку овальную
стрéльну спичкой в небес уголок
бог возьми нас на баржу навальную
рассевать по реке уголек

Косный Вагнер над Геенной
В люльке огненной когтист:
Дым слажёный, сор сожженный
Ноздри жадные коптит,
Гул разглаженный, шум разлаженный
Трубной тишиною мгновенной
В жёрло падает, как птиц.

Над воротами Давидовыми
Тихий Вагнер пролетал,
Над воротами над Иродовыми
С диким Гоголем гоготал,
В жолтых сумерках над Яффскими
Клейкой тенью клокотал
И над Новыми, халявскими,
С серым кайзером витал.

Над Дамасскими воротами
Изгибался с поворотами,
И у Львиных в пар подлунный
Вдруг взмывал, как лунь бесшумный.

Над Златыми, над забитыми,
Пролетал, туманя взор,
Над Навозными сворачивал
И домой – в палимый сор,
В трубную тишину военную
Над невидимой Геенною.

…И так он второй уже век кружи́т —
И слева жид, и справа жид.

вечер спел
ветер спел
веспер выспрь не успел

Я не умер, но я и не сплю —
Я лежу на спине у окна:
Птица в клёве везет соплю —
Вероятно, это луна.

Ветер спелости восковой
Нажимает крючок спусковой:
Распускается над Москвой
Вечер сахарный, кусковой.

Эта песенька – тишина,
Но сегодня она слышна,
Потому что у ней в зобу
Спелось смертное бу-бу-бу.

ветер спел
вечер спел
веспер выспаться успел

качение воды
качание огней
похоже на следы
светящихся саней —

светящихся саней
сшивающих брега —
сшивающих брега
по манию врага

хождение воды
каждение огней
похоже на следы
обкорнанных корней —

обкорнанных корней
взошедших из реки —
взошедших из реки
как ногти из руки

что остается – голь
бессонной пустоты
шагающие вдоль
бездомные мосты

кто расстается: день —
гора – огонь за ней —
и тающий елень
у тех ночных саней

вдоль виноградной пустоты
стоят шиповники-павлины
их опаленные хвосты
в пóлдня пылу неопалимы

их раздвоённые шипы
сияют только что из кузен
великолепны и слепы
пластинки их сребреных гузен

их расслоённые глаза
опушены́ слоеной хною
гóрла щекочет им лоза
своею тению стяжною

в них осы мертвые жужжат
вонзаясь в раны их пустые
и – хвостик судоржный прижат —
их лижут кролики простые

неба склон закрýжен облаками
– зáворот зáворот заворóт —
моря склад загружён клобуками
и развеванием бород
панночка бежит щебечет каблуками
– зá город зá город в огород! —

пеночка летит щекочет голосами
– пиррихий пиррихий пиррихий хорей —
а ямбов мы не знаем сами
их только совы знают из зверей
где звезды ни́зки и вязки́
на ни́зке тихо веющей
двойные сиплые свистки
в листве ночной – и в траве еще

морская брынза в небесах
бронза небесная в море
бормочет филин на басах
о гóре гóре гóре

– на горé на горé на заборе —
– на лугу на лугу на лугу —
– гу гу гу – угу —

Я забыл тишину – на каком языке,
Говорите, она говорила?
То ли русскую розу сжимала в руке,
То ли твóрог немецкий творила?

То ли ножик еврейский в межпальчьях мелькал,
Как дежурный обшлаг генерала?
Говорите, она была речью зеркал,
Говорите, она умирала?

Как я вышел из дóму к поклонной реке
И потек в направлении света,
Все слабела она в темноте, тишина,
Вся под сеткой светящейся лета.