Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

Я на тебе качаюсь соловьем,
Не помешать разбойничьей потехе,
Пока папá, проклятый Соломон,
Свои червонцы нюхает в аптеке.

кто сердцем бьется слабым и простым
в твою лопатку пышущую жаром
кто увлажнение твоих простынь
кто аспид дивный с распаленным жалом

о как пышна ты кинешёмска ночь
от круглых яблонь треугольных вишней
о как спешна ты кинешёмска дочь
ты погоди последний день не лишний

кипи кипи о яблоневый цвет
река стучи по лапчатым колесам
гори звезда которой больше нет
шипи незрима волга под откосом

еще земчужен пышный небосклон
лишь чуть на крае света бронзовеет
неровно дышит тускнущим стеклом
усни душа еще не грозовеет

В буфете лопнул пузырек.
Полковник взял под козырек.
Упала с ветки вишенка.
– Какой вы грубый, Мишенька!

Синеет в горлышке луна.
Так начинается война.
– С медвежьими задатками
Иди шути с солдатками!

Приехал устричный вагон.
В зубах у Тузика погон
Сияет тусклым золотом.
Смерть пахнет льдом и солодом.

Голубка беленькая, белка голубая.
Скорлупка меленькая, волны колупая,
во тму влекомая, – Великая скорлýпа.
К тому ли вóлку волокущаяся глупо,
К волкý ли издыхающему, вóлку,
Что валится на тульскую двустволку, —
Свинцовые неся ему орешки
Во тму корявую, куда отрыты брешки,
Во тму дырявую летит-летит голубка
И по скупой реке сплавляется скорлупка.

Прощай, бессчастная!

То ли кошки, то ли дети,
То ли что-нибудь еще
Появляются на свете
Через левое плечо.

Ночью выйдешь на дорогу
В паре света нищего,
Глянешь наискось – славa богу!
Никого и ничего:

Ни безмолвного детсада
По веревочке за мной,
Ни холодных кошек стáда,
Ни сырых окошек ада,
Ни прочей гадости земной.

Я плáчу, как река,
Подпрыгивая рыжими слезами.
И в небе намокают облака,
Пока их слизни не слизали.

Я плáчу, как леса,
Свистя сращенными печами,
И в небе набухают небеса,
Пока в них червяки не запищали.

Я плáчу, как себе
Дышать зрачками помогаю,
И в небе или лучше: нá небе
До слез смешно ночному попугаю.

Где ты был, орел зеленый?
– Я летал на склон соленый,
Где скворчит-горчит ручей,
Выскользая из печей!

Где ты был, лиловый сокол?
– Я пустые яйца кокал,
Их спуская по скале
В сковородки на столе!

Где была ты, сыть-неясыть?
– Мир хотела опоясать,
Но вошла к тебе в окно,
И закончилось кино.

смерть нас дома не застала
смерть же насекомое слепое
она и не знает куда идти
знает московская застава
знает пулковское поле
мы в дороге мы в пути

смерть сползает с речки черной
слюдяными крыльями хромая
она ссыхающаяся стрекоза
кроет кроет тьмою просторной
солнце марта солнце мая
летчик-летчик лучше ты не жми на тормоза

Слитный лесик подня́лся с коленей
И, прозрачный, на корточки сел.
Стали видимы дуги ночных раскалений
И холодные черточки тел.

Птица свистнула – мелкий разбойник соловый —
Над листом, над кустом, над мостом.
Черный поезд, сияя столовой,
Повернулся в пространстве пустом.

Самолет наклонился тупеющим носом
И исчез за горёнкой малóй.
Куст прозрачный уселся над черным откосом
И залился сырою смолой.

Кволых лип шевелёные волосы,
Полых ив наклоненные полосы,
Половины огней на воде…
Кто заехал из города голого,
Чтоб допить окаленное олово,
Полустекшее по бороде

донных лип, Расшевéленных вздохами
донных ив, Сотрясаемых охами
красных сосен, Летящих, как дым,
По вечернему зерклу маркизову,
Где, заснувши по скорому вызову,
Хорошо умереть молодым?

липы перемещают прищемлённые кривизны
кипарисы покачивают спрессованной вермишелью
падубы коченеют шипами

над пологой рекою вызелены глаза бузины
там галки зовут с золоченых дубов к веромщенью
и сжимаются елки точно их общипали

в синюю воду нагибается голубая ветла
искры бегут по боярышнику содрогая
а где моя девочка ветрена и светла
кругломордая дорогая

ах успеть бы досчитать эти выстроенные тополя
инвалидные роты каштанов дождать на подмогу
плачет – на ежевику наколота – тля
золотоголов болиголову подмаргивает через дорогу

бор черный
фирн сырный
блеск сорный
плеск жирный
клуб лунный
сыч клунный
цык желчью
в тьму волчью

сом донный
сдул скулы
был сонный
стал снулый
клен в тесте
сон вместе
спи зыбко
моя рыбка

В стране широколобых тепловозов
Звезда звенит, за провод задевая,
И пар съедает бледную луну.
Закат обледенелый звонко-розов,
Над ним звезда жужжит как неживая
И вертится монеткой на кону.

Я вышел в ночь. Закат вдруг стал багровый.
Под кроликом намокшим стыли уши.
Такси кричали: едем, командир?
Широкоствольные наклонные дубровы
Стояли, как взведенные катюши,
И целили в задымленный надир.

В стране широкополых чернобурок
И на века построенных шинелей
Я счастлив был, но этого не знал.
Сухой стучит по наледи окурок,
Плывет из общепита запах кнелей,
Синеет Грибоедовский канал.

о сколько мýскулистых груш
и сколько смертно сверкающих синеньких
сколько небритых задымленных кукуруз
сколько сала в газетке

но не ходи на тот конец
обойдись продмагом номер четырнадцать
(директор сарра ефимовна штырь
соленые помидоры мятные конфетки)

девкам не дари колец
все равно их отымет папаша-балагула
и зафинтилит в кабачковое небо
тополя задрожат и вожмут свои ветки