Марк Тарловский - Молчаливый полет

59. Венецианкам
эти плечи впору бы:
Сам черт рубанком
выстругал их коробы.

60. Коробоваты
д'Арковские плечи те…
О, плечи-латы,
сердце вы калечите!

61. В броне запрета
силуэт их, Оленька, —
Два арбалета,
два прямоугольника.

62. Ты — сфинкс, ты — с Нила,
плеч полуквадратами
Ты мир томила
и еще века томи!

63. Пусть в море — штормы,
ты им шелком в тон шуми…
Оплечий формы
веют фараоншами…

64. Влюбленный странник,
поздно и некстати ты
В двойной трехгранник
их влюблен и в катеты.

65. Под шелком холя
прелесть их нерусскую
Укрыла Оля
грань гипотенузскую.

66. Ты сжат в капкане
перловицы створчатой,
Пред снегом ткани
бредишь ты тех гор четой.

67. Скаль зубы, ляскай,
в ревности, как мавр, рыкай
Пред их Атласской
плечегорной Африкой!

68. Таких двуличий
смертные не видели;
Чем плечи круче,
тем влюбленней Дидели.

69. Но как сурово
диво крутоплечее!
Оно — ни слова
на своем наречии…

70. От нежных драм, от нам несущих сплин драм,
От нужных чудакам Отелам драм,
Веселый странник, обратись к дверям
И лучше должное отдай цилиндрам!

71. Прийти в подобном головном уборе,
Действительно возникшем у дверей,
Какой-нибудь бы Смит мог или Грей,
Парламентские виги там и тори.

72. Но наших мод суровые палитры
Давно не пишут ни тиар, ни митр,
Ни вас, эспри великосветских выдр,
Ни вас, о горделивые цилиндры.

73. Откуда же среди повальных кепок,
Среди, я бы сказал, небритых морд
Белоперчаточный возник бы лорд,
Былой галантности нелепый слепок?

74. Но Дидель буркнул, дав ему цигарку:
«В моем кружке, в писательском кругу,
Что противопоставить я могу
Изысканно-приветственному шарку?

75. Мне свойственней манеры щирых батек,
Попали, мистер, вы в простецкий круг». —
«Считаясь с формой комнаты, мой друг, —
Сказал пришелец, — я попал в квадратик».

76. Поэт вздохнул: «Раз господу угодно
Увидеть нас в Апухтинских ролях,
Что ж, я вам рад, откиньте всякий страх
И можете держать себя свободно».

77. Садясь напротив, странный посетитель
Сказал: «Вы — Дидель. Именно для вас
Я дам отчет, свободный от прикрас,
О совершённом мною не хотитель? —

78. Зима росла, — так начал он, — во мгле,
И не было ни вечера, ни утра,
И первый снег, как роковая пудра
На выцветшем и сморщенном челе,
79. Уже лежал на сумрачной земле.
Что думал я, расширив щели век,
Направив их загадочно и прямо,
Как два окна готического храма,
80. На море звезд, на пыль молочных рек,
На семь планет и их урочный бег?
Сиятельный голубокровный лорд,
Я сохранил в космических порывах
81. Дух прадедов моих честолюбивых,
Дух копоти и мудрости реторт,
Дух скепсиса… и фаустовский черт
Не раз гостил в мечтах моих шутливых.
82. Мой враг сходил к нам с неба для того,
Чтоб на земле, всевышнему любезной,
Упрочить власть бессменную его
И царствие премудрости небесной.
83. А я добьюсь спасения земли
Путем иным, но более чудесным,
Устроив так, чтоб сами мы ушли
На небеса к планетам неизвестным!..
84. …И вот я сел в чудесный аппарат,
И, смутную почувствовав тревогу,
Светило дня дало ему дорогу,
Переходя на пламенный закат.
85. Мир всё стоял — по-прежнему народы
Сосали кровь скудеющей природы,
По-прежнему надеялись рабы
На призраки сомнительной свободы,
86. И черный стяг безвыходной борьбы
Железные окутывал заводы.
Но я пришел, вернее, прилетел:
Узнайте же о лордовом успехе, —
87. Добился я того, чего хотел,
Мне на пути не встретились помехи,
Как ямщику, считающему вехи.
Трехлетнюю определили власть
88. Антихристу наивные пророки:
По их словам, он должен будет пасть,
Когда придет спаситель их далекий.
Но шлет земля в ночную пустоту
89. Мильон ракет, Антихристом рожденных,
И мчится сонм людей освобожденных
Наперерез грядущему Христу!
Что ж, пусть теперь свершится предсказанье,
90. Пусть лорд умрет и снидет век Христов,
Но где же он найдет учеников,
Когда они в глубинах мирозданья,
Когда грехи покинули людей,
91. И смыта кровь с нетленного распятья,
И миру мир бросается в объятья,
Как юноша к возлюбленной своей!»

92. «Вот сладкой сумасшедшинки изюмец, —
Шепнул нам Дидель, малость помолчав. —
Не правда ли, довольно величав
В своем бреду сиятельный безумец?

93. Друзья мои, я встретился вчера с ним
И поспешил позвать сюда. Я знал,
С ним не заснешь, он — антиверонал
Для нас, так склонных к вымыслам и басням.

94. Он был подозреваем в шпионаже
И раза два садился под арест,
Не буен, и за неименьем мест
Из клиники давно не изгнан даже.

95. Здесь у него сестра. Веселый братик
Живет на антресолях у родни,
Работает, корчует где-то пни,
Когда-то знаменитый математик.

96. И жалко мне его: с вином цистерну
Так лопнувший со шпал сгоняет рельс,
Так путается в клетках грозный ферзь
И ходит гениально, но неверно.

97. Так загнивает мир, взамен веселых
И справедливо взвешенных трудов,
Так сенегалец в нас пулять готов,
Обманутый хозяевами олух…

99. Андрей Петрович, лорд и гордость мира!
Вы голодны, и это вам во вред.
Вот пропуск мой, пойдемте. На обед
Сегодня каша с капелькою жира!»

V

1. В последний раз у прихерсонских дюн
Зашлись огнем Алешкинские хаты,
И из Днепра, во всю башку чубатый,
В последний раз хлебнул воды пластун.

2. И над левобережным кучугуром,
Концом нагайки вызмеив пески,
В последний раз поднялся на дыбки
Чужой казак на загнанном кауром.

3. Весь в проволоке, грозен и колюч,
Упорствовал, замкнувшись, перешеек,
И, погибая в поисках лазеек,
Саперы тщетно подбирали ключ.

4. Но, словно несгораемая касса,
Был взломан сбоку броненосный Крым,
И камышом над Сивашом гнилым
Прошла в кирасу фрунзенская трасса.

5. Нерусский крейсер вам отвел корму,
Невытанцевывавшийся фон-Кесарь!
Какой-то, говорят, Луганский слесарь
Уже распоряжается в Крыму.

6. Когда бы не столетний промежуток, —
Шеф наших песенников и бродяг
В Бахчсарай, в Юрзуф, на Аю-Даг
Открыл бы вновь им вольный первопуток.

7. Удвоенного N латинский штрих,
Штрих крымской страсти, вновь бы он ревниво
Внес в Дон-Жуанский список на разживу
«n +1» биографов своих.