Анатолий Бергер - Подсудимые песни

Мой репрессированный стих.

1988 г.

Полжизни или, может быть, две трети,

Или конец? Всё в Господа руке.

Мне столько суждено на белом свете,

Как муравью на сморщенном листке.

Но он-то делом занят, а не счётом.

Сознаньем смутным не обременён,

И не обязан никому отчётом,

А только Богу. В этом счастлив он.

А я всем недоволен, всем измаян,

Чего хочу и в слово не вложу,

Среди российских северных окраин

Сырой холодной осенью брожу.

А лужи всё темней, всё безнадежней

Взывает зябкий ветер на лету,

А муравей ползёт с отвагой прежней

По сморщенному жёлтому листу.

1984 г.

В этом месяце скорбных дат

Я весёлой весне не рад.

А она, знай, поёт с утра

Голуба, зелена, пестра.

Приоделась верба пушком,

Две вороны пошли пешком,

Ковыляя, зорко кося,

Клин утиный ввысь поднялся.

Нет у них для скорби причин,

Никаких лихих годовщин,

Всё, как встарь и будет века,

Прогнала свои льды река,

Всё белей берёз тишина,

Ничего не помнит весна.

Меж городом и пригородом маюсь,

Ещё позавчера Нева, вздымаясь,

Обрушивалась тяжко на гранит,

И сфинксы грозные друг другу в очи

Глядели в смуте дня и мраке ночи.

Собор был облаками полускрыт.

Сегодня ж — березняк пустой и голый,

Как бы не лес вокруг, а частоколы,

Повисшие кусты, всё развезло,

Болотца, лужи, резкий треск сороки —

Но здесь-то и отыскиваю строки,

Безвыходности суетной назло.

Но разве виноваты парапеты,

Что, службой измытарены, поэты

Спешат от них? Что здесь за скудный хлеб

Они гнут спину в скучных учрежденьях,

Изнемогая в древних сновиденьях,

Так грезит над Невой Аменхотеп

И двойнику в зрачки глядит упорно.

Жизнь коротка и гибели покорна,

Успеть бы слово верное сказать

Так звонко, чтоб услышали на свете

Не только голые берёзки эти,

Не только старый друг, жена и мать.

Теченье времени я чувствую, как пламя,

Сжигающее слепо день за днём.

Да что там я? Империи сгорали,

Лишь изредка увидим в дальней дали

Тот отсвет, бывший некогда огнём.

Но я ещё хожу под небосводом

И плоть ещё не сгинула пока,

А пламя всё жесточе с каждым годом

И бездна сумрачная так близка!

Когда сегодняшние Карфагены

Сгорят и Рим сегодняшний падёт —

В огне последнем огненной Геенны

Что уцелеет? Знать бы наперёд…

Строка стихов? Компьютера решенье?

Бухгалтерские пыльные счета?

Иль ничего… Молчанье и забвенье

Лишь тьма земли и неба пустота…

1984 г.

Но ты, чьё слово на устах,

Но ты, чья каждая берёзка

Меня берёт за душу так —

Не передать, ты, отголоска

Зовущая в моей строке,

Ты, ждущая, как мать в тоске,

Неужто не услышишь ты,

Неужто это безысходно,

До смертной мне идти черты,

Не чая памяти народной,

И знать всё это наперёд

И дни и ночи напролёт.

1980 г.

Мне девочка лет четырёх-пяти

Вдруг протянула ласково ручонку

И говорит: «Пойдём». Нам по пути

И вправду было.

Руку дав ребёнку,

Подумал я — а шли мы вдоль ручья —

«Одни лишь дети малые на свете

Так руку подают, не зная чья

Протянется навстречу.

Только дети.»

Ручей меж тем бежал.

Синичья звень

То затухала, то вздымалась жадно.

Мне кажется, я чувствовал весь день

Тепло ладони детской

Безоглядной.

1978 г.

Музыка грустная, как старые фотографии,

За душу хватающая чуть не до слёз,

Зимние окна, как эпитафии

Осени, которую ветер унёс.

Деревья, снежной белены объевшиеся,

Машины, скользящие туда-сюда,

Сами себя по кривой объехавшие,

Оставляя два долгих следа,

Будильник, сон берущий приступом,

Как танки врываются в мирные дома,

Всё это старой болезни приступы —

Поэзии, которая сводит с ума.

1962 г.

Ещё пока опутанный снами

Слышу неведомые голоса, —

Вдали летят, летят парусами

Деревья — гудят эти паруса.

Ещё пока мерещатся лица,

Событий призрачен поворот,

Свой звонкий день начинают птицы,

Светлеет, светится небосвод.

Ещё нечаянный, небывалый,

Забытый напрочь на все века —

Гляжу, как пенистые навалы

Бегут на отмель — ещё пока

Меж тьмой и светом, и сном и явью

В себя вхожу, прихожу едва —

Мне улыбается разнотравье

И хвоя шепчет свои слова.

1978 г.

Душа сама себе пророчица

И страшно голос ей найти —

Поёт такое, что не хочется

И слышать, Господи прости

И упаси.

Зима готовится,

Похрустывают луж края,

Пустынней всё, темней становится,

И всё тревожней дрожь ручья.

Ворона с дерева срывается,

И машет крыльями, спеша,

В себя всё глубже зарывается,

Клубится небо.

А душа…

Что делать ей? Сосредоточиться

На чём? Себя не обмануть…

Она сама себе пророчица,

Призванье в том её и суть.

1982 г.

Только видеть тебя,

держать твою руку в своей,

И пусть носит метро,

пусть автобусы скачут,

И маячит прощальное золото

дальних церквей,

Дни и ночи маячит.

Только видеть тебя,

держать твою руку в руке,

И иссохшимся ртом

хватать воздух внезапный и шалый,

Это было и светит ещё на листке, —

Только видеть тебя —

о, Господи Боже, как мало…

1977 г.

Я по следам любви

Ищу тебя упорно,

Ведут следы твои

Меня дорогой торной.

Меж ямин и канав

Измаян я ходьбою,

Кто прав, а кто не прав,

Судить не нам с тобою.

Не плачу и не мщу,

Не путаюсь в причинах,

В кафе тебя ищу,

Среди рядов Гостиных.

Не занят столик наш,

В толпе твой путь неведом,

Да и пустая блажь

Бежать вслепую следом.

Быть может, ты уже,

Верна своей природе,

На новом рубеже,

На новом переходе.

Чужую колею

Пронзаешь каблучками.

Забыла про мою,

Про всё, что было с нами.

Разлуки тёмной дрожь,

И в ней — по-рыбьи бьёшься…

Ты хоть во сне придёшь?

На старый след вернёшься?

1966 г.

Моих любовных неудач

Смотри, строка, не обозначь,

Ты, интонация, не выдай,

Ты, рифма, не рифмуй с обидой —

Да сгинет скорбь моя во мне,

Как будто это всё во сне.

Поэзия — лихой помощник —

Ей только покажи подстрочник

Пустынной улицы ночной,