Шалва Бакурадзе - Антология новой грузинской поэзии

А также:
Если ты не лягушка — не заквакаешь,
Если ты не пчела — не заготовишь мёда,
Если ты не сокол — не оглядишь с высоты мир и его окрестности,
Если ты не кузнечик — не побежишь прыжками,
Если ты не дельфин — человек тебя не полюбит.
Если ты не олень — рога тебя не погубят.

А также:
Если ты не цветок — комнату не украсишь;
Если ты не «триптих» — не потечёт с тебя миро,
Если ты не храм — не освятят тебя,
Если ты не бабочка — три дня на роду тебе не написаны…
Если ты не река — не изменишь русла,
Если не пруд ты — не сможешь высохнуть…

А также:
Если ты не золото — заржавеешь,
Если ты не топлёное масло — не растаешь,
Если ты не пшеница — не превратишься в хлеб,
Если ты не ножны — не примешь кинжал на постой,
Если ты не компас — никому не укажешь путь,
Если ты не пыль — не скопишься,

А также:
Если ты не мать — ребёнка не произведёшь на свет,
Если ты не отец — ребёнку не подаришь жизнь.
Если ты не кровь — не забурлишь по жилам,
Если ты не пень пнём — никто на тебя не присядет,
Если ты не скопидом — откроешь,
Если ты не след — и не останешься…

А также:
Если ты не шарманка — и места в углу не будет,
Если ты не штанга — ничью не придавишь грудь ты,
Если ты не дом — никто в тебя не войдёт,
Если ты не прилавок — никто не облокотится,
Если ты не пила — никто на дрова не пойдёт,
Если ты не яйцо — изнутри тебе не разбиться.

А также:
Если ты не гриб — нужны тебе корни в попе,
Если ты не сом — тебя не сварят в укропе,
Если ты не сердце — не будешь годами биться,
Если не пашня ты — весной тебе не расцветиться,
Если не ветер ты — птицей к небесам не взметнёшься,
Если ты не граница — не перейдут, не тревожься.

А также:
Если ты не град — всех не излупишь подряд,
Если ты не дождь — не покапаешь, не пройдёшь,
Если же ты не снег — белым не будешь ввек,
Если нет очага, семьи, и детей не будет семи,
Если ты не навоз — не завоняешь, под солнцем расплавлен,
Если ты не червяк — значит, не будешь раздавлен.

А также:
Если не яблоко ты — не заманишь в кусты,
Если же ты не луч — не пробьёшься сквозь толщу туч,
Если ты не скала, крепка, знай, тебе не прожить века,
Если же ты не море, не разволнуешься вскоре.
Если же ты не вопрос — не зададут — не дорос.

А также:
Если не ребро ты — не Боговы заботы.
Если же ты не ум — не дожидайся дум.
Если не гимн — народу спет не будешь в угоду.
Если ты не лучина — погаснешь во мраке пучины.
Если фонарь ты хреновый, не засияешь как новый,
А если не грош ты медный, кто сдачей возьмёт тебя, бедный!

И вот что:
Будь медным грошиком, чтобы вернули
Будь лучиной, чтобы зажгли,
Будь вопросом, чтобы задали,
Будь морем, чтоб взволноваться,
Будь храмом, чтоб освятили,
Будь птицею, чтобы взлететь,
Будь пилою, чтобы отрезать,
Будь соколом, чтоб контролировать,
Будь ножнами, чтоб приютить,
Будь семьянином, чтобы размножиться,
И — будь поэтом, чтобы любили…
Будь им всегда…

Люди и светофоры поменялись местами.
По зебре, держась за руки, прогуливаются мама и сын —
светофоры.
Пожилые светофоры медленно семенят,
в отличие от шустрых тинейджеров.
И все разговаривают только на трёх цветах.
Вместо них на перекрёстках подвешены люди,
жилы на их шеях — проводники высокого напряжения,
вопиют они, не жалея глоток: красный свет загорелся, стой!
Красный свет загорелся, стой! И пунцовеют.
Светофоры шарахаются от взвизгов и приходят к мысли,
что они лучше могут исполнить эти обязанности.
Зелёный, зелёный! — клёкотом надрывая грудь,
подвешенные на перекрёстках люди орут. И зеленеют.
Светофоры толпой переходят дорогу
и вспоминают вчерашний сон — своих светоносных ореолов лучи.
Теперь же, когда их мерцанье ушло, и на фоне истерических криков
горланящих с напряженными жилами,
духом упавший город горюет и кажется всё опаснее…
Жёлтый, внимание! Жёлтый, вперёд!
Внимание! Вперёд! Вперёд! Вперёд!
Снова орёт подвешенный на перекрёстках народ. И желтеет.
Светофоры вспоминают дни,
когда в их тихом мерцании рождалась поэзия
(ну и что, если только трехцветная).

На электропроводах перекрёстков подвешенные горожане
верещат промёрзшими голосами, перекрыть силясь
улицы трескотню и гвалт, гомон и гул,
чтобы честно исполнить свои светофорские обязанности.
На перекрёстках вовсю разогнался
марафон криков и цветосменяемости,
победители будут подвешены в элитных кварталах города,
где предельно высокое напряжение, и для его преодоления
необходима лужёная глотка и жилы покрепче корабельных канатов.
Взамен люди не беспокоятся о коммунальных выплатах
и не заботятся об усладах плотских, как, например,
вечно недостижимый баланс
между сексуальным голодом и насыщением…
Первая и последняя функция людей-светофоров —
менять цвета и голосить как можно энергичнее,
и, подвешенные на перекрёстках, над городскими переходами,
они уверены, что контролируют все четыре стороны,
что предположительно указывает на
вертикальное — вниз — направление их взглядов,
А это, в свою очередь, может означать,
что звёздам светофоры пока ещё не нужны.

Старушка с распущенными волосами,
с тонкими худыми руками,
в белом прозрачном платье, будто из папиросной бумаги,
сквозь которую виднеются увядшие груди,
босая.
Падает. Поднимается. Снова падает. Снова поднимается… Снова…
Эта женщина бездетная. Безмужняя. Одинокая.
Она время от времени посещает меня,
влезает скрюченными пальцами в моё нутро
и вытягивает, вытягивает нервы, как резину.
Потом впивается в меня глазами
и после паузы
раздвигает пальцы.

Крошится кадр.
Я, выпавшая из тенёт времени,
обрушиваюсь в повседневность,
и, как стоп-кадры, помню те мгновения,
где тишина лежала свернувшись змеёй.
Но вот зашумел, зашевелился кадр, и я,
плюхнувшись в повседневность,
вновь протрезвилась.

Аэропорт — это сборище обезумевших человеков,
выписывающих неправильные траектории,
снующих туда-сюда, курящих, молящихся,
теряющихся в экранах компьютеров…
В аэропорту взлетают и садятся чуждые железные птицы,
в брюхе которых зародышами ютятся человеки,
мобильные телефоны — их пуповина,
посредством которой они устанавливают
временный контакт с матерью-землей,
забывая на время
о своем географическом местонахождении в небесах.
Аэропорт — это опиум обезумевших человеков,
которые потоком перетекают от освещенных витрин магазинов
в глубоко вздыхающее легкое аэропорта,
и от гниющей плоти его исходящий запах
всасывают жадно, как опиум, и видят сны наяву…
И в этих видениях аэропорт — гигантский аквариум,
где, шевеля плавниками, люди судорожно открывают рты, как рыбы,
и пронзают друг друга опустошенными взглядами…
Аэропорт — это сборище обезумевших человеков,
которые вспоминают только
о своем временном географическом положении…