Евгений Клячкин - Песни

Хор
Опять жиды диктуют, как нам жить.
Из всех щелей полезли по Расее.
Пора, пора по новой их просеять
и желтою звездой отметить: «жид!»
Вон тот, который все привык считать —
строчит ли песню или там рассказик, —
пускай-ка прежде паспорт нам покажет,
тогда увидим, стоит ли читать.
Они считают: правда все решит!
Они считают: главное — дать цену.
Так пусть дают! А ну, катись со сцены!
Еврей, который вылез, — это жид.

Романтик
Как будто не конец восьмидесятых,
а только что задушен пятый год.
Разрешено пощупать виноватых,
а тот, кто ищет, — он всегда найдет.

Хор
Да что скрывать — и Ленин был еврей.
На сколько был — на столько ошибался.
А вспомнить, на кого он опирался, —
тут ясно, что влияние кровей.
И если кто-то в чем-то жидоват —
повсюду лезет и во все суется, —
слегка копнуть — и сразу же найдется
прабабка, тетка или старший брат.

Романтик
И лозунг есть — такой для сердца милый,
он массой овладеть всегда готов
И станет он материальной силой:
Спасать Россию — значит бить жидов.

Хор
Жиды, ну сколько нам от вас терпеть!
К труду, в поля! В родном Биробиджане.
А откровений ваших как не ждали,
так и не ждем — ни прежде, ни теперь.
Да, в чем-то Гитлер был неправ тогда!
Но суть он понял: только путь, который
ведет еврея через крематорий, —
единственное средство от жида.

Романтик
Увы, умолкло сладостное пенье!
В тиши рабочих мест сокрылся хор.
Но сохранилась сила впечатленья,
и сердце бьется, бьется в упоенье…

Автор
И требует развязки разговор.

Ну что тут будешь делать! —
не шаг, а бег.
Век поиска пределов —
двадцатый век.

Что атомно-смертельный —
само собой,
но главное — предельный,
как ближний бой.

Плывет под самолетом
земля-ковер.
А чуть ступил — и вот оно:
кто — кого!

Компьютер выдал четко
предел для мышц,
и из «девятки» «сотку»
не пробежишь.

Бескрайний космос узок
и мал уже:
предел для перегрузок —
пятнадцать «же».

Смертельные пределы
так манят нас!
Нам надо в каждом деле
дать высший класс!

И вот она — гитара:
всего — семь струн,
и падают удары,
как зерна в грунт,

и вырастают песни,
хрустя корой,
и гонит твое сердце
по веткам кровь.

Нет на тебя похожих —
ты свой предел,
сдирая с пальцев кожу
преодолел.

Не чая сохраниться,
под крик: «Не сметь!»
ты пересек границу,
чье имя — смерть.

И плата — бесконечна,
и нет в ней лжи.
Ты будешь первым — вечно,
и вечно — жив.

Переулок, перекресток, переход,
и плывет к нему автобус-пароход.
На конечной остановке
всех он вывалил на бровку
и пошел назад, как будто бы вперед.

Светофоры перемигиваются:
то зеленых два, то желтых два лица.
И кому какое дело —
проходи, раз надоело,
не раскроем нашу тайну до конца.

И стоит посередине мостовой
удивленный разноцветный постовой:
чинно ходят пешеходы,
переходят переходы,
только эти двое крутят головой.

Не старайся — не узнаешь все равно,
что мы смотрим панорамное кино,
и мелькает на экране
все что хочешь по желанью —
даже странно, до чего это смешно.

Обождите, вы горите, гражданин!
Вон зеленая русалка из глубин
выплывает на просторы,
и хохочут светофоры,
а серьезный постовой стоит один.

И очень жаль, что он один, ведь мы вдвоем…

Перестройку начни-ка с себя,
На себе же ее и заканчивай.
А других ты давай не накачивай,
Даже очень их сильно любя.

Потеряли мы ориентир.
Кто толкает вперед: «Видишь зарево?»
Ну а ты — чуешь, как пахнет жареным.
Это ты там горишь, это ты!