Евгений Клячкин - Песни

Задвинуты пальцы в косые штиблеты,
опущен на плечи грохочущий плащ.
И руки ли это, перчатки ли это,
лицо или маска, проспект или пляж.

Песок между пальцев, и солнце на коже.
Деревья шумят — это значит — растут.
Ах, как это солнце на солнце похоже,
а новая кожа — на новый костюм.

Как все эти лица похожи на лица,
как ловко пристала печать на замке.
Им если не слиться — хотя бы пролиться!..
Но ключик у рыбки, а рыбка — в реке.

И плавают люди — такие как люди,
и шпильки в затылке, и шпильки в виске.
И лица, как в рамку, поставлены в будни…
И с удочкой кто-то сидит на песке.

Он смотрит не дальше, а просто чуть мимо
шеренги ботинок и стопки рубах…
Реальность его — безусловная мнимость.
Но руки тверды его и недвижимы…

Вот я-то и есть этот самый рыбак.

Честных мало. Как назло,
мне всегда на них везло.
Расскажу, как дело было:
повстречала — полюбила.

Поначалу полюбила.
Ну а после — разлюбила.

И как только разлюбила,
сразу «честно» изменила.
А как только изменила,
тут же «честно» сообщила.

«Честных» мало. Как назло,
мне всегда на них везло.

«Такое время — легко шутить.
Давай полегче», — твердим друг другу.
Всего надежней чуть закруглить
ненужный угол, колючий угол.
Царапин много — нам повезло!
Ну что ж, царапина — не увечье.
И мы смеялись, всему назло.
А после в чем-то пошли осечки.

Ах, эти губы — сперва шутя.
Но вот потянет дымком-тоскою, —
и нет желанья играть шута,
и нет защиты, и нет покоя.
И, ради шутки гитару взяв, —
чего он, правда, все время ноет! —
полжизни отдал я ей, друзья, —
теперь придется и остальное.

Друзья мои вы, мои друзья!
А разве с вами было серьезно!..
Но нынче в каждом — немножко я,
а это значит — шутить уж поздно.
Шутнем, пожалуй, еще разок —
каким-то боком нам выйдет шутка!
Усмешка наша наискосок
пускай нас греет, как зайку шубка.

И сколько б шуток здесь ни нашлось —
всегда в запасе одна за нами.
Когда и как — вот в чем вопрос,
как пошутил знаменитый Гамлет.

Качались бутоны радости,
изумленно терли глаза.
И ты сказал — это истина,
а это ведь был закат.
И, веруя в вечную искренность,
не мог, конечно, ты знать,
что радость — изнанка истины
и истиной рождена.

Гудок перережет надвое,
назад поплывет вокзал.
И вдруг ты поймешь — «обокраден я».
А кто ж тебя обокрал?!
В груди ворохнется стеклышко —
неровные края…
Так вот ты какая, истина,
единственная моя!..

Сгорает детское личико,
в глазах — незнанье и боль.
Зачем же с ним это выпало
и почему не с тобой?!
В лицо тебе брызнет искрами —
все ближе пламя костра…
И значит — сегодня истина
не та, что была вчера.

И ты постигаешь равенство,
что истина — это боль.
И ребра, как мост, расходятся —
корабль прибывает в порт.

Торчит зеленый воротник,
и красный волос там приник.
Он жив, он дышит на ветру —
сейчас сорву его, сотру.

И то ли мне его сорвать,
и то ли глаз не оторвать.
И будет плоская спина —
мертво-зеленая страна.

Поглубже спрячемся в пальто:
и вы — никто, и я — никто.
И здесь никто не виноват,
что мы застыли в кружева.

Из зала в зал переходя
и постарев в очередях,
легко решим, что дело в нас
(как в первый раз, как в прошлый раз).

Этот город — он на вид угрюм.
Краски севера — полутона.
Этот город — он тяжелодум,
реки в камень он запеленал.

А сейчас, дождями перемыт,
пряча лужицы в своей тени,
розовеет на Неве гранит,
и дома стоят — совсем одни.

Птичий гомон будит Летний сад,
разминаются мосты, кряхтя,
силуэты обрели фасад…
В эту ночь я у него в гостях.

Что снится той, что спит со мной? —
увы, друзья, не я.
«Тогда зачем она с тобой?» —
вы спросите, друзья.

Тому, кто мне подругу дал,
известен был итог.
Зачем же сразу не сказал —
я разгадать не мог.

И надо было все прожить,
чтобы найти ответ.
Когда десятки «может быть»
все превратились в «нет».

И вот теперь, друзья мои,
он не хотел мешать,
и в первый раз за нас двоих
мне одному решать.

Быть может, я не прав, друзья,
но изо всех концов
один решился выбрать я,
не уронив лицо.

Свободу выбираю я
и ей ее даю.
Счастливый путь, судьба моя, —
мы оба на краю.

На листе, как на экране,
вижу черный знак вопроса.
А по мне течет дурманом
горький дым от папиросы.

Папироска-сигаретка!
Без тебя — какой же вечер!
Вспоминал тебя я редко,
но сегодня — наша встреча.

Синим пеплом тает кончик,
к потолку плывут колечки.
«На снегу поставить точку» —
невозможно здесь, конечно.

Белым паром снег уходит
под апрельскими лучами
и застынет над Хермоном
прямо чудо-облачками.

Даже выплакаться не с кем —
сигаретка, хоть с тобою.
Словно к туркам или к немцам,
только небо голубое.

Жизнь моя под небом этим
ровно на две половинки
разлетелась, как орешек,
да и ядрышко с червинкой.

Неподкупный, непродажный,
мимо лжи и денег — мимо.
Прохожу я, клеткой каждой
сам себе невыносимый.

Ах, как хочется богатства —
крыши над собою то есть.
Ах, как хочется продаться,
сохранив при этом совесть.