Евгений Клячкин - Песни

Ударил из тьмы прожектор —
раскрылись ее глаза.
Колеса крутнулись где-то;
качнулась назад земля.

Упали рельсами руки.
Комочком назад — «прости».
И чьих-то фраз перестуки —
«ах, тормоз не отпусти…»

Но я рычаги бросаю.
И поезд мой — так открыт! —
по этим рукам — я знаю! —
на взорванный мост летит.

И дымом — все то, что мелко,
и, все клапана закрыв,
танцует черная стрелка
на красной черточке — «взрыв».

Шатается поезд пьяный,
глотая черный туннель.
И эхо хохочет в стены —
«Не верь ты ей, ой, не верь!..»

Я больше с собой не спорю.
…И вдруг впереди — светло.
И к радости или к горю —
но, кажется, пронесло…
(На этот раз пронесло.)

Дальний слышится гудок —
рельсы шепчутся о чем-то.
Пассажирский иль товарный —
им пока не угадать.
У твоей щеки цветок,
вьется труженица-пчелка,
будто до него и верно
не секунды, а года.

Безразличный примем вид
или лучше — беззаботный,
будто и взаправду поезд —
электричка, товарняк.
Ну, проедет, пролетит —
полно врать перед с собой-то!
Жуй травинку, успокойся —
ты сейчас увидишь знак.

Вот дымок сороковых,
тепловоз пятидесятых,
на подножках на вагонных —
по-вдвоем и по-втроем.
Кто сумел — на боковых,
остальные — на висячих,
едем-едем незаконно
в «завтра» светлое свое.

Значит, поезд — вон какой!
Где там нижняя подножка?
Ну привет, пацан губастый!
Мы прорвемся, но держись!
Ты упрись в нее ногой,
да всерьез — не понарошку.
Незнакомое — опасно.
Эта штука, парень, — жизнь!

Пролистает паровоз пару верст,
Намотает их на оси колес,
перепуталось там все, не сошлось,
натянулось, напряглось, порвалось,
и развеял клочья врозь паровоз.

Так и катится состав,
как мелодия под струны.
Все, что крупно, все, что мелко,
есть и топливо, и груз.
Эй, в машине! Не устал?
Видишь, и не так уж трудно
вовремя заметить стрелку,
вовремя запрятать грусть.

Вот купейный мой вагон.
До начала — целый поезд.
Как-то быстро все пропето,
даже ахнуть не успел.
Ведь казалось — на роман.
Ну по крайней мере — повесть.
Восемь строчек, два куплета —
вот и все, что было, спел…

Ну зачем цепочку рвать!
Многоточие — не точка.
Вон полянка, где лежал ты,
мимо окон поплыла:
непримятая трава,
ни окурка, ни следочка.
И остались, как ни жалко,
лишь ромашка да пчела.

В ЦК наверняка скамейки не грохочут,
на плюше мягких кресел там отдыхает глаз.
Родная наша партия в крапиву сесть не хочет,
но хочет сделать вид, что попку обожгла.
И старые грехи едва признав сквозь зубы,
считает, что тем самым отмылась добела.
Но это не грехи — за нею трупы, трупы:
в подножье пирамиды вся страна легла.

Вчерашний генерал сегодня стал Главкомом.
Понятно, что у нас не мог им стать сержант.
Но чтобы новый блин не покатился комом,
на совести маяк, он должен курс держать.
При нищей-то стране в мильоны строить дачу,
супругу наряжать в алмазные огни —
не так здесь надо жить, и царствовать иначе,
такое может вор, но Лидер — ни-ни-ни!

Поднять народ легко — народ у нас доверчив,
но это — раз-другой, а третьему — не быть.
Веди, но помни — вниз нельзя катиться вечно,
и вот уж ищет глаз, кому же стекла бить.
Права пообещать — и правящей остаться.
И сесть — и не обжечь, обжечься, но не сесть!
Да как такому быть, ну как такому статься?!
Как может серый волк козленочка не съесть?

Зачем перебирать затертые страницы
с надеждою найти в них новый поворот!
Не страшно уезжать к далеким заграницам —
куда страшней возврат в наш мир наоборот.
Где тот же самый всадник, только с новой плетью,
пришпорить хочет нас — привычного коня —
и чешет нежный зад: «Ах, люди, пожалейте!»
Пофукайте ему. Но только — без меня.

Из-под каменных глыб надбровных
мутно-серые, бесконечные,
ищут медленно, тяжи, ровно —
человечины… человечины…

Оживают, увидев новое,
застывают, на цель нацелясь,
и квадратная, трехпудовая,
плотоядно качнется челюсть.

На плечах неподвижна покатая
бронированная посудина…
…И такому вот питекантропу
был подсуден я.

Дружище, как-нибудь!
Авось — до встречи.
И тот, и этот путь
едва намечен.
Кто знает,
где подловит нас судьба!
Нальем по ободок
и сдвинем руки
за прямоту дорог
и стих упругий,
за белизну
последней из рубах.

Мы живы, черт возьми!
И это — чудо.
Нам в спину дышит мир.
Он наш покуда,
и мы в нем —
не последнее звено.
А если небеса
решат иначе,
то каждый знает сам,
что это значит…
А впрочем,
нам уж будет все равно.

Звучит последний тост,
и поднят кубок.
Мужчина — это тот,
чей шаг — поступок,
а за поступки
надо отвечать.
Ну что ж, мы, отвечая,
поседели,
а нынче отмечаем
выбор цели.
Как говорится:
главное — начать.
Как говорится:
главное — начать.

Зачем меня, как девочку,
ты рядышком сажал,
по очереди пальчики
зачем мне целовал?
В какие ж игры, солнышко,
осталось нам сыграть?
Повыдернуты колышки,
и ты сказал — «пора».

Желанненький, послушай —
ах, быть, ах, быть беде —
последняя игрушка —
зайчик на воде.
Перебегают зайчики,
веселые, как ты…
Ах, мостик, не качайся —
я у перил крутых.

День как день —
за ним неделя как неделя,
свет да тень —
и вот полгода пролетели.
Год как год —
да что за песня, в самом деле?! —
жизнь как жизнь!
Как ни оглянешься — ползком бежит,
и время тянется летя,
шутя,
оно переползает даты,
и «вчера» ушло в «когда-то».