Вячеслав Ладогин - Спички

Припев:
Вся земля полна Твоим светом, дай и мне светлой тайны Твоей.
Мук моих благотворнее нет, и нет
Добра, Твоего добрей.

2. Так бы вот и впорхнул я, мечтатель, в Твой Храм —
Вновь сообщником стал Твоей славы и мощи!
3. Что мне жизнь, если милость Твоя только там,
Где алтарь…
Но и здесь буду петь Тебя, пусть и до нощи.
4. Так и буду, покамест дышу, Тебя петь,
И к Твоим небесам пальцы-перья воздену!
5. Небо – тук, небо – масло! Захочется есть —
Сыт я, пьян я, – благодарю откровенно!

Припев:

6. Вспоминал о Тебе я в постели моей
И, восстав ото сна предрассветного, тоже.
7. Так Ты мне помогал в жизни каверзной всей,
Так крылами скрывал, так был счастлив я, Боже.
8. Вот бы к небу прильнула голубка-душа,
Ну, а Ты мою горлицу принял бы в руку.
9. С ног бы сбилась погоня, и, часто дыша,
Очутилась в аду бы на вечную муку.
10. Будет войско их предано вскоре мечу,
Львам, лисицам глодать их тела при дороге.
11. Я же с радостью к Грому в ладонь прилечу,
Голубь, царствовать буду.
Кто клянётся о нашем Боге,
Тот найдёт честь и славу, врунам Высота,
Лгущим в клятвах, – навек затворяет уста.

Рассказать о шторме? – всё сползает с палубы,
Кто крепил, кто проверял – алкаш, и гад,
А теперь, ребята, la finita, стало быть,
Платит каждый, кто бы ни был виноват.

Нужно не давать, чтоб ползали контейнеры,
Нужно закрепить, не то «вап-ще каюк».
Навались! Салагу Ваньку не ко времени
За борт смыло вдруг.

Остальные только повернули головы:
Мальчик, жаль, погиб.
Ах, как крутится пучина невесёлая,
Что за хищный всхлип!

Не волна ль опять над судном поднимается
В грозовом свету,
Рухнула, и как же это получается? —
Мальчик жив, он снова на борту!

«Он ли это? Вроде – да! Эй! не отлынивай»!
Подучи, пацан, морское ремесло!
Среди синя моря, моря синего
Ничего с моим матросом не произошло.

Вы певучи,
Сёстры-тучи,
Хор ваш золотой,
Чистый, молодой
Льётся вольно,
Слышать больно
Ваш напевный звон…
Сер, как мышь, перрон.
Что ж, сестричка,
Электричка,
Двери отвори,
Братца забери!
Жизнь кавычка,
Смерть кавычка,
Боль внутри.

Шмель пушечным ядром мясисто мчит.
…………………………………………………………………
…………………………………………………………………
Он в колокольчик лезет, и все лапки
Зев раздвигают у цветка как будто,
Ворсинки, двигаясь, да вот, своею волей,
Что как-то удивительно и жутко —
Подглядывать (не скажешь тут – «смотреть»),

И отчего-то стыдно. Как не стыдно,
Ты, дорогой, признайся, быть шмелем?

А вот еще: едины этот шмель
И колокольчик – боль в единстве этом.
Страданья символ – колокольчик. Лапки,
Их шевеленье – босховское масло.

«Ох, мать!», – вахлак невдалеке, где пиво
И ломаные ящики, ругнулся, —
«Ох, перемать! Водяру не купить
уже – рабочему хмельному человеку…».

А шмель всё лезет в колокольчик как-то
Особенно и неуклюже мягко.
…………………………………………………………………
Как маятник качнулся Иван-чай,
Неужто стенки он порвёт цветку?
Тогда порвутся перепонки уха.

Нет, колокольчик прочно сделан Богом —
Его шмелиной лапкой не провертишь —
Всё изготовлено довольно прочно:

Спросить хоть у девицы деревенской,
Что с жестяным ведром белоэмальным
Идёт себе, по-своему мудра.

Вахлак с ней заговаривать не стал:
У них по жизни разные задачи.
…………………………………………………………
……………………………………………………………

Шмель в колокольчик влез, боюсь, до дна —
И кажет плюшевый в полоску задик.
Блестит листвою яблоневый садик,

Даль пресно приближается. Пылит
Дорога сельская. Твердь самолёт сверлит.

Надув цветок, шмель задом вылезает
И, рыкнув как миниатюрный лев
(Люблю смотреть как в жёлтый львиный зев
Грабитель заползает),
Шмель полетел. Мне скушно без него.
………………………………………………………………
Шмель Славке драгоценней был – всего.

Я —
шкет… Вот Холодильный институт,
И сквер напротив. Сквер теперь застроен.
Ребята наши собирались тут.
И был футбольный корт такой устроен
Для потных мужиков и пацанов.
И, в общем-то, хватало мне штанов,

Да не совсем: я помню парень – Рафка
Носил пиджак, я, шкет – балдел – пиджак
Без хлястика с двойным разрезом сзади…
Он прыгал через стенку: Бога ради —
Как здорово… и в драку он вступал.
И Слава Ладогин в милицию попал.
Ещё Панама… этот клёш на нём!
Я видел сны о подлинной свободе,
О брюках клёш, о пиджаке таком…
Бродить так модно во дворе ночном…
Я – шкет, я – сны…
Что делать мне теперь?
Что снилось в детстве, после не сбывалось.
Том Пушкина. Зачем, зачем? Поверь,
Над ним печально молодость умчалась.
На клёше сочинял я бахрому,
Из хлопка выдирал-пыхтел по нитке.
Зачем читал я Пушкина в избытке?
Зачем не жил как люди? По-че-му,

Зачем вполсилы дрался и любил?
Что смысла девам в рифмах принуждённых?
Зачем, зачем у тополей зелёных
Я во дворе шкетом так водки мало пил?
Что, лётчик Пушкин, сделал ты со мной?
Уж смысла сердце в жизни не увидит.
Солдат же – врёшь, ребёнка не обидит!
А ты? Ты, камер-юнкер отставной
Зачем меня, я ж Славка, не тунгус? —
Ты вынудил читать, не разбирая
От слёз в глазах? Ты обещал мне рая,
С тобою не до ада ль доберусь?

Ты вещь носильная. Я жизни не узнал.
Не выше пёстрой клетчатой рубахи
Простёрся мой несложный идеал.
Из за тебя бывал я битым в драке,
Из-за тебя с девицами не спал,
Как ни смешно. В тюрьму попал (почти)
Из-за тебя. Уж ты за брань прости:
Зовя навстречу смерть, чумную гостью,
Как с кистенём, кто шёл с чугунной тростью?
А девок у друзей кто отбивал?
А кто их обнимал и це-ло-вал?
В порыве чувств пустых, ненастоящих,
В слепых очёчках, мимо лож блестящих,
Что здесь дежурный делал твой герой?

Как выжить мне? Осеннею порой
Ох, гадко в Петербурге оказаться
Твоим тунгусом, Пушкин, лет в пятнадцать…
Ты всё сменил мне – душу, жизнь и вкус.
Прости мне, бюст, я – шкет…. Чжурчжэнь… тунгус.

В глубине моих недр – коротышка, Барков – как его я послал
Подальше, визжит, он, мартышка! Рёв стоит – как из уст осла: