Вячеслав Ладогин - Спички

Лавр говорит: канаты помню (сын мой), будто в дымке…
Когда к весам я шел … я (сын мой), кстати, жил кефиром:
И пренебрег борщом, как стоик пиром, —
Босые ступни к цифре приближали,
И так дрожали!
На шестьдесят плюс два
Весы неотвратимо прибежали.
……………………………………………………

С тяжелой, Слава, понимаешь, костью
Лезть можно в бокс, но со спортивной злостью,
А не с желаньем распотешить гостью —
Когда соперник в полтора крупнее.
…Канаты ринга видел я, неистовея,
Гундел Монах, резвилась Зойка в школьном платье,

Как подлый сон Набокова, красивом.
…Воспоминанья, как вас оторвать я —
Могу от сердца, не грешить курсивом,
И не лелеять пионэрское пристрастье

К кудряшкам темным, белобрысым, русым,
Каштановым ли, рыжим, всякой масти —
Лучами к бусам

Касающимся – кружев (ах)! – воротничка в крахмале!
(От этих – было – платьев – девы приустали,
Перо мое – а все ж, – ты скажешь, – робко:
«Ах, плиссировка,
Ах, школьное фойе». Цвети, ровесниц автопробка.
(Гуд бай, Америка, сгинь к ляху, джинсовая попка,
Прощай, сиповка!)
……………………………………………………
……………………………………………………

…Я вспомнил, школьных платьев золотой орешник
Звонкий и богатый,
Плечекрылатый
Мой обдирал взгляд стыдовиноватый,
………………………………………………………
В полу моей души швырял горстями,
И связывал я памяти узлами
Покрои счастья —
………………………………………………………
То – видимые целиком, то – частью,
То – гладкие, то – в крупных, мелких складках,
То – от которых гадко жить, то – сладко.
………………………………………………………
Как скорлупу с орешка, мысленно счищаю…
Я, юбка школьная, к тебе всю память обращаю!

Но мысли, мысли, разбегаться бросьте,
Пока бубнит Монах о боксе.

Вперёд, на ринг пош-шёл я (сын мой), будто вознесенный
Чуть теплым ветром страха и досады.
Перчатки рефери проверил сонный:
Н-ну-с, всё, как надо!
Пожали руки. Голиаф, ощеренный,
В лицо мне, мошке, смотрит, не уверенный,
Что в весе не промазала Фемида,
И эта гнида
С ним будет биться ныне, «не имея вида».

В углы расходимся, гонг, близится беда, и
Танцуют кеды,

Решив, что буду биться до победы,
Я слишком суетливо нападаю,
Бью слишком высоко, и – в зубы попадаю!
Брат Лавр повысил голос. Я не слушал,
В глаза мне лезли фартуки и юбки,
Улыбки, щёки, розовые губки,
От щебета девиц закладывало уши.

…Я вспомнил, как с детвой, в сезон, в орешнике поспелом,
Меж сорванцами,
На ветку влезши, и дрожа, тянясь перстами,
Рвал, на длину руки, все пред лицом горстями:
Каков покрой скорлуп, какие гаммы
(С крыжовником пример не одинаков)!
От строгой мамы
Сбежишь тут, все в кустах перецарапав! —
…………………………………………………………………
Чтоб вызеленить полы рубашонки
Добычей:
Ажно холодно в мошонке! —
Все вывалить на лист газеты мятой:
Призов караты! —
Шапчонки зелени срывая, млея от награды…
………………………………………………………
………………………………………………………
Так точно – школьных платьев золотой орешник
Звонкий и богатый,
Плечекрылатый!
………………………………………………………
………………………………………………………

А Лавр почти кричит, он за руку хватает
Меня, он фразу мне с нажимом повторяет…
Я слишком, слишком нагло нападаю,
Бью слишком высоко, и – в зубы попадаю!

Ударил в зубы я… С лица бойца – улыбка,
Как в омут рыбка,
Как сбитая пращой, ушла внезапно,
Мой враг набычился и, с хитрым блеском
В глазах, изверг подобье злого рыка…

Еще потуга: в челюсть, слева, сбоку.
Опять попал! Отскок, наскок, попытка;
Уйдя глубоко
В уклон, гигант (о, к Рождеству открытка),
Бьет свинг в живот, натянутый как струнка
Суставом – в глубину, где солнечная лунка.

Взмахнули руки, клянчат зраки свету,
Дыхалки нету.
Коленями тогда я опустился на планету.

Подался я назад и растопырил ляжки
Под видом пташки.
«Тьфу!» – сплюнул тренер – «Тяжело бедняжке».
Арбитр (стервец, о Господи) считает,
И пальцами по воздуху мерцает,
И опускает руку точно молот,
Рот надвое расколот,
И нем. Не возвращается дыханье.
«Семь, восемь, девять, десять!».
До свиданья.

Оделся я. – Сказал Монах. – У раздевалки
Смех Зойки. С ней (для «галки»)
Подруга рядом… Громко, после боя,
Витёк и Боб, блондины и ковбои,
Спортивные накинувшие куртки,
Сквозь зубы цедят шутки.

Вдруг говорит Она: «Овидий в ссылке помер,
Хотя прощенье вымолить у Цезаря старался.
Хотелось знать бы мне, о чем он думал в коме,
Кому достался
Щит, меч, и где закопан неумейка».

Ах, думаю, ты, милая злодейка,
Ах, зайка-негодяйка!

Знать циклом лекций я допёк ее, проклятый «Знайка».
Знать, посчитала девочка, что я – зазнайка,
Да рассердилась,
Что в день позора – краситься трудилась,
Поиздевалась Зоя – от обиды.

Я вспыхнул спичкой, губы облизал – разбиты,
Перед глазами дав качнуться стенам
И встать обратно
Суставом внутрь, где солнечная лунка.
Ух, будто лошадь сбросила… и мчит.
Я поражаюсь чёткости рисунка…
И в зайчик солнечный вместились аккуратно
Прядь на свету, коленка Зои, фартук, сумка.

Он замолчал… я задремал… и снилась мне
Какая-то лирическая мелочь:
Шувалово, и Токсово, и белочь-
я беготня в сосновой тишине.

И вдруг приснился музы поцелуй,
Иные небеса, и берег дальний,
Кентавр из бронзы – до чего печальный,
И снег вершин, и лёд вершин хрустальный,
Дубрава, и ручей, и лепет струй…
…………………………………………………

«Как с дыркой яблоко – червивъ мой идеалъ», —
Сказал кентавр – в хребте стрела Амура,
Дрожит у раны меж лопаток шкура,
Зубами дотянувшись, древко сжал

И шепчет мне: не вижу я крестьянок,
Венки плетущих посреди полянок,
Забывших про опасность навсегда,
Пастушки – мусор! Страсти – ерунда!

Что ж делать с окровавленной стрелой,
Меня терзающей до самых конских пятокъ»?
То плач, то ржач, не видя ведьминских оглядок:
Прям – жеребёнок с раненой спиной!