Вячеслав Ладогин - Спички

Тонька ж – очень желала матрац себе фирмы Schlaraffia:
«Ортопеды немецкие, а не хухры, Юр, мухры.
Немцы пашут на совесть, а тут мебель делает мафия.
Заработаем, купим, а то вся спина, Юр, – бугры»!
Что ж, купили. Назавтра ж, рыдаючи, Тонька моя, —
«Там, у них», – молвит, – «Юр, на таком же матраце… свинья».
Юр, свинья на матраце немецком, как наш, слышишь, Юра?
Да зелёное рыло у ней, да зелёная шкура»!

Юрка вынес на свалку матрац, хоть и дома – скандал.
Случай был, Глеба Дмитрича вёз, и вопросец задал:
«Убиралась недавно в коттедже моя Антонина,
Говорит, держишь в спальне Гле-Дмитрич, зелёного свина»…
Рассмеялся Глеб Дмитрич: «Тайванец, а звать Ву Шин-Чих,
Этот фокус проделал, помрёшь, зажигает мужик»!
Вот и весь разговор. И забыл бы Глеб Дмитрич, небось,
Юркин хмык, кабы после в суде повторять не пришлось,
Потому что когда эту свинку нашли в речке Шоше,
«Не искать виноватого», – Дмитрич подумал, – «не гоже».
Юрке дали условно и, вроде бы, казус забыт,
Только Тонька сорвалась с цепи, пьёт, орёт и блудит,
Юрка терпит, он Тоньку не бьёт, не прощается с нею,
Да разбил сгоряча мотоцикл. Вот, везёт дуралею,
Жив-живёхонек, сломаны ноги, но шея цела.
«Что ж мадам Засвистайка? – Свинью вдругорядь завела»?
Глеб не дал, говорит: «Ты бы, дура, – дитё родила».

Москвичкам нынешним – коровы не хватает,
Звенящей выменем, как православный храм,
Которая по заливным проходится лугам,
Так статна, так горда, так томно обрывает
Трав бубенцы и струны. Клевер по росе,
Качающийся по неведомой причине,
А то для красоты сорвёт понуро зев.
Пастух, как тучам Зевс, привык к чужой скотине.

Рассвет Москва-реки. Да разве ж он – рассвет?
Пусть радуется слух, что тишина над нею,
В звездах светящихся кремлёвских смысла нет.
Один рубин. Моторов голос катится, пьянея,
Замена утреннему разговору стад
И голубых ботал молитвенному звону.
Обманчива Москва: наобещает сад,
А даст лишь камушки да голые балконы.

От нищеты здесь на балконах держат коз
И злые козы лгут хозяевам глазами,
Что счастливо живут: забыли про покос,
Поляну, полную хрустящими листками.

Физиология. Что возразишь? Ведь скот.
Рыданья петухов застенчивы, но гулки.
Мильёны женских рук, и каждая берёт,
Ленивая от сна, для буднишной прогулки
И для готовности к обыденному дню

Вначале турку, чтоб на газ поставить кофе,
Потом нож: хлеб и сыр – возможности меню.
А кстати, крест Кремля – есть память о Голгофе.

Потом косметику: смешав цвета теней,
Чтоб быть неузнанной, помады круть-круть донце.
Творят расчёски из волос горгоньих змей:
Забот полно о всяком встречном пошехонце!
………………………………………………
………………………………………………

Та завела себе собаку, та – кота,
Та в банке держит пару мышек невиновных,
Напоминающих семью. Ждёт банка та
Плодов мышиных игр известных-безусловных.
…………………………………………………
…………………………………………………

Москвичке нынешней – коровы не хватает,
Звенящей выменем, как православный храм,
Которая по заливным проходится лугам,
Так статна, так горда, так томно обрывает
Трав бубенцы и струны. Клевера в росе,
Замоскворечья не сорвёт понуро зев.
………………………………………………
………………………………………………

Стерильной сучке дали куклу за щенка.
Кому-то чаще спится, а кому-то реже.
Собаке снится сон, что мясо с рынка свеже,
Проходит жизнь. Течёт в жерло Москва-река.

Здесь нынешнего часа несть,
Здесь время гость и знает честь,
…………… не ранит нас вчерашний
…………………………………………… на облаках
…………………………………………… душа родная.
Я, Катя, благодарен… страшно
За отдых небесам, не зная,
………………………………………………… дышу
……………………………………… и ещё прошу,
……………………… младенец на руках.

Ткань полдня солнечно-льняная,
Цветущей ветви нежный жест —
(Я о черёмухе пишу,
О ней, ней… надо хоть однажды
Нам всем. Небось, не надоест,
На то нам музыка в руках —
………………………………………… балду пиная…
Над озером, на облаках,
Как роща спит, так дремлет ум,
Там ценит сердце стук свой каждый.

……………………………………… здесь, я – текст…
Лицо, ты маской было. Шут
Распался, канул, глянь, мой прах.
Вон – точка, точка, запятая,
И шрифта чернота святая,
……………………………………… спящая в горах,
В ней молний блеск, в ней грома шум,
Чернь. Херувимы мчат из мест,
Таинственных, любимых, страшных,
Где благоденствие не в брашнах.

Ты скажешь: объясни мне, как
Белеет роща неземная
И облак у неё в корнях?
………………………………………… гляди, мой свет,
………………………………………… в чём мираж мой?
Над облаками жить не страшно,
……………………………………. вот березняк, прошу,
Взгляни на белизну окрест,
Жизнь, Катерина, вся земная
Над озером, на облаках.

Над озером, на облаках
Там роща спит, вот я что знаю.
В ней славно: изумишься, как…
Как снег, бела. Берестяная
Она. От влажных мхов до звезд
Крон шумных пенье. Тишина – я
Заметил – это шелест, шум,
Шум… да. И шелест. Но не каждый —
Шум тех тенистых русских мест,
Где утолённой пахнет жаждой.

Не смог тебя не пригласить в кафе,
А ты мне, как пошёл последний стольник,
Сказала: «Чувства – аутодафе.
Любовь – не разговоры через столик»…

Соседний немец – очевидно, чёрт,
С каким-то нашим взяли по рюмашке,
А я: «Ты знаешь, сердце мне печёт,
Что в Подмосковье не растут фисташки»…

Ты всё же мне про шрамы и любовь,
А я кричу, тебя перебивая:
«Пойми», – кричу, – «во всей красе дубов
Сквозит анчара тайна огневая!

Пойми»! – кричу, – «Нет, ты меня пойми»! —
В ответ мне ты, а я не понимаю.
Сосед сказал: «Мартини, чёрт, возьми,
Я расплачусь»… – А немец: «Угощаю»!

Мы ж оба плачем, сидя за столом.
…А что ж – слезлив я, бывший алкоголик:
«Ты знаешь», – говорю, – «я был ослом.
Любовь – не разговоры через столик».

1. В виду, Свет мой Горний! – того, что пускает душа пузыри,
2. Того, что я в тине, где не на что встать, потому что
Я в грозное море заплыл, где бьёт меня шторм вдалеке от земли,
3. Что слабну от крика, ушам непонятно, шепчу что…
4. Того, что глаза истомились от соли и от ожиданий
Твоей скорой помощи; Того, что их – тех,
5. Кто вздумал меня ненавидеть безвинно за Грех —
Поболее, чем в шевелюре волос скоро станет;
Того, что враги, укрепившись всё больше, желают догнать,
Убить и тэ. пэ. (если б было, за что!); И того, что (кому-то) отдать
Я должен по мненью врагов то, чего и не брал, —
6. Ты, добрый Судья, для кого моё сердце – кристалл,
А может, – стекло: суть в прозрачности сердца, достаточной,
Чтоб видеть безумье и Грех,
7. Ты, добрый Судья, прошу, – не заставь
за грехи мои многих порядочных
Людей, на тебя уповающих, до срамоты
Дойти оттого лишь, что шли они рядом со мной,
Не я, так они Тебя честно искали и ищут, Свет мой.