Вячеслав Ладогин - Спички

Не прекращается дождь и, глумясь надо мною,
Нудно диктуя, с указкой гуляет за блочной стеною

С мятыми фалдами, плечи сутуля, прической
Мелко трясет паклевидно-седой, узнаёшь?
Школьным тираном нудит в сюртуке маршаковском:
«Осень, осины, осока», – диктует мне дождь, —

«Петли ворот ржаво, скрипами ветер встречают».
«Глина… листва… вслед УАЗу дворняга бежит».
«К мокрой качельной доске лист бардовый пришит».
«Ветра порывы сырые качели качают…».
«Ветер воронье гнездо из ветвей выдувает».

«Влажные выбоины. Хлябь. Раскисла дорога…
Пишешь ли, Слава?. Надеюсь, помарок немного».

Утрешняя грёза
Как хрусталь звенит —
Эхом ли канона Критского Андрея,
Теньком ли синиц.

Рыхлый снег истоптан,
И бугристый вид
Приобрёл – как вырван, брошен,
Лёг в асфальт, мокрея,
Ворох пушкинских страниц,

Где былые грёзы
Во былой хрусталь
Плещут бывшее молодое вино.

Окно.
Печаль,
Печаль,
Окно.

Грустно с чего,
Это – Бог весть,
Но – тоска. Я – до края дошёл,
Из души древле-чудная повесть
Всё нейдёт, всё владеет
Душой.

Свежо на реке.
Смеркается.
Спокойно текущий, пуст Рейн.
Береговая сверкает вся
Скал гряда от вечерних лучей.

Высоко над бережком дева
На диво красна, сидит.
Над челом, что звезда, диадема,
Част по золоту гребень скользит —

Част скользит злат по золоту
Гребень —
В волосах. Песню дева поёт.
И её так нездешен молебен,
Столь могуч беспощадный рот,

Что гребца – в челноке его малом
Прободела вдруг острая скорбь,
Руль он правит к невидимым скалам,
Ввысь он глянул, но срок его
Скор,

Полагаю, гребца, не жалея —
Вместе с судном проглотит волна.
Исчезает со скал Лорелея,
Ей довольно. Допела она.

За моим окошком серый
Дождь из тученьки лиёт.

Спичка чирк. Воняет серой.
Чайник пеночкой поёт.

Вот уж он орлом клекочет:
Зря, с плиты не улететь,
Он не сможет, не захочет.
Слава! Некуда хотеть.

Как март пахнул, писать мне хорошо.
На свежем воздухе душа не нарывает.
Возвышен в простоте душевной шорох слов,
Тех, что гирляндами на сердце ночевали…

Тих туч полёт – тих, никогда не завершён:
У ветра знаков препинанья не бывает —
Окончу точкой – что? Лишь жизнь – грошовый сон,
Ничтоже не прейдёт – ни снега ткань живая,

Ни кожа синевы, ни слов, ни облаков
В лучах рассыпанные перлы,
И ни лучи насквозь – их танец снежно-белый,
Ни вздыбленная шерсть зверей-материков,

Ни чешуя морей – не канет, и не минет.
Весь мир оставлю я, меня он не покинет.

Спину спиннинг прогибает,
Ветер Шумана врубает,
В воздух выпрыгнула снасть
Щука —
ух ты – сорвалась!
После тины ног просушка…
Так и лирика-простушка:

Солнце – в брызге золотой.
Окунь – солнце над водой.

И жарким летом холодок
Моей души не выкипает —
И синеву ведро копает.
Звенит колодезный ледок,

Со дна души достать, и пить —
От звона капель зубы ломит.
В труде, в поту не упустить,
Как в небе ласточка филонит,

И текст: «Не лучше ли я птиц?» —
Взмах ветки в мошкаре судьбины,
Пока в душевные глубины
Плеснёт ведро цепное ниц.

Окошко, стол, и чайник на столе,
Его шипение и, бледною змеёю
Пар на хвосте, склоняясь надо мною,
Излить свой хочет яд. Как на стекле
Тень пляшет – бледной лентой голубою.

Мой друг прекрасный! Друг ко мне пришёл,
Хозяйка чашки подаёт на стол,
И обе наливает сладким ядом,
И вот воссели мы с тобою рядом.

Сладка беседа. Оба мы умрём,
И оба, облегченье получая,
В земле под нескончаемым дождём
Своё мгновенье отдохнём от чая.

Как чую сталь рукой под кожами у дачных
Облезших дермантинных канапе —
Сжигаемых, как ложь рифм плоских, неудачных.
Пружины чувствую тугие сам в себе…

Есть дачному старью блеск чудный. Он – в кострах.
Бал! Менуэт раскрепощения пружин – их
В шуршанье шёлковом огня простое ТРАХ,
Без моды, лишних жестов да ужимок.

Стальная страшная пружина, по пути
Так нагло рвущая горелые преграды —
Дрожит, скрипя мольбой, и ждёт простой награды —
Из плена вынырнуть, лишь вспыхни дермантин.

Хотеть ли снова бурь, опять покою, воли?
Всё это нужно ей, как окуню блесна…
Ты в страшную от тьмы, заржавую от боли
Спираль пустую, брось мне луч, весна.

Припев:
Вечных бар, Отче, сбрось с крепкой шеи моей,
Божью Волю позволь исполнять.
Вдаль веди меня светом небесных очей,
дай глагол тёмным сердцем понять.

1. Как сладко знать, что Небеса услышали мой стон!
2. Как сладко чувствовать Их слух, чудесный поворот
Их сердца – в сторону одну: мою – из ста сторон.
Скажи, как после с языка молитва не сойдёт?
Всегда молюсь.
3. Ты знаешь, смерть приблизилась к лицу,
Обняли грудь мне дружески припадки жутких мук,
Баюкала агония, и пела мне, мальцу,
Ту скорбную мелодию, чей не избудешь звук.
Тогда я шёпотом сказал: «Прости» – и всё. «Прости»!
4. А про себя подумал: «Ведь простишь, ведь Ты ж – мой Бог».
5. И Ты простил дитя, ведь я ребёнком стал почти,
А ты детей спасаешь. Я смирился. Ты – помог.
6. Что ж, ты прощалась зря, вернись домой теперь, душа:
Тебе подарок – жизнь твоя. Дар ни велик ни мал.
7. Не плачу, на ногах стою, зане ты не ушла.
8. Угоден быть Тому хочу, кто свет мне белый дал.

По длинным волосам когда проводит
Её рука, да к дымчатым глазам
Цветок подносит и не смотрит, бродит
В березняке и верит парусам
Качающихся белых яхт. Присядет
На холмик и с собой наедине
Грустит и машинально ногу гладит
Да вдруг вздохнёт – люблю. Люблю вдвойне,
Когда они весёлые, живые
С подругами смеются – ни над чем,
Так просто – знать погоды, что ль, такие…
Люблю её одну. Куда им всем.