Алексей Лосихин - Сериалы моей жизни

Там бродят в чащобах олени,
Малиновый звон там стоит.
Красивые грозные тени
Бросает Служитель молитв.

Здесь все гармонично и ясно,
Здесь создано все для добра,
Ничто не стоит здесь напрасно,
И я у родного двора.

Зеленые шумные ели,
За них я так сильно держусь.
Вся жизнь под названием Нелли.
Я здесь навсегда остаюсь.

Работать, работать, еще раз работать,
До дней своих последних трудиться.
Не плакать, не хныкать, не хлюпать, не охать,
И пусть, что в колеса вставляют спицы.

Любовью хочу я весь мир осчастливить
И дать ее тем, кому не додали.
Холодной водою на головы вылить,
Чтоб это вы все на страницах читали.

Любите, любите, любите друг друга,
Найдете вы в этом свое спасенье.
Вот вся прописная простая наука,
Не я сочинил для вас это знаменье.

Но я вам напомню, в том предназначенье,
И буду пред вами глаголом маячить,
Чтоб каждый заметил такое свеченье,
Чтоб больше никто вас не смог одурачить.

И буду я кровью и рифмами брызгать,
А ты, моя женщина, ждать, улыбаться.
В ночи что-то я, как всегда, буду рыскать,
Потом, как всегда, пред тобой извиняться.

Ты просто прости мне, супруга, за лето,
За зиму и осень, весну и закаты.
Я знаю, быть трудно женою поэта.
Прости, с музой мы пред тобой виноваты.

Зима тиха, как древняя старушка,
И что-то шепчет мудро мне на ушко,
И что-то дарит бледным снегопадом,
И на скамью садится со мной рядом.

Какие зимы были – их не вспомнить.
Полутонами вышитая повить.
Разложены давно лишь на обрывки,
На детства нежного лечебные прививки.

Какая ночь, бывает же такое.
К ней можно прикоснуться бы рукою.
Себя ты не спугни, не опорочь.
В такую ночь я умереть не прочь.

Москва, Москва, великая громада,
С тобою скованный, с тобою рядом я,
И в недрах у тебя ищу я клада,
Как многие, костром своим дымя.

В утехах долгих ты не держишь,
Собою меришь высоко людей,
Историю России вечной вершишь,
Сподручники нужны тебе сильней.

С твоими стенами великими умами
Соревноваться приходилось им порой,
Но ты стоишь над всеми городами,
Вознесшись к небу гордой головой.

Стоишь великой силой Русской и могучей.
Стоишь навечно, грозно и светло.
Стоишь над речкою широкой и текучей.
Как богатырь, закована в бетон ты и стекло.

Москва, Москва, великая столица.
Теперь навеки я твой побратим.
И манит окаянная жар-птица
Вслед за собою. Вместе победим!

Я к Богу ближе с каждым этажом,
И сил хватает записать лишь мысль.
Бросаюсь в реку жизни с куражом
И говорю себе лишь: «Торопись!»

Хочу спешить, хочу я нужным быть
И чашу до конца свою исчерпать,
Чтоб досуха, чтоб дно открыть.
Привычно даже, что на взводе нервы.

Асфальта уж не чую, потерял
Сцепленье с притяжением земли
И радуюсь, что взвился, не застрял,
Корабль не засел мой на мели.

Но в этой спешке, суете мирской
Я что-то призрачное все же упускаю,
И сердце наполняется тоской
По тем, кого оставил я за краем.

Я в гости не иду к больным друзьям,
Боясь, что там о чем-нибудь попросят.
Не вижусь с теми, кто не мил Князьям,
И там, конечно же, меня вовсю поносят.

Да, в этом каюсь, крепко виноват.
Сегодня перервусь на день покойный.
Пойду я с теми, с кем забылся в сад,
Там, где гуляет ветер свежий хвойный.

Мы будем говорить и громко спорить
О том, чего давно уж не найти в годах.
И планы мы на будущее будем строить,
Которые никак уж не спасти в трудах.

И засидевшись допоздна за чаем,
Домой пойдем по улицам весны.
Мы многого порой не замечаем,
И строчки, к сожалению, лишь сны.

Я недавно выпивал с пожарником,
Он приятель мне, он добрый человек.
Он трудился в СПЧ ударником.
Он герой, но тихий, не для всех.

Удивлял меня сидел рассказами,
Как в огне он жизнью рисковал.
Он не петушился, не доказывал,
Просто жизнь свою в словах мне рисовал.

Я сидел и слушал, завороженный:
Этот парень – истинный герой.
Он не ждет похвальный лист ухоженный,
Он живет как человек простой.

Для него быть честным пред собою —
Лучшая из созданных наград.
Он за то рискует головою,
И от этого, конечно, он так рад.

Мы сидели, выпивали. Занялось
Солнце над заснувшим городком.
В голове немного затуманилось,
И пора идти нам стало в дом.

И в века сказал герой пожара,
Фразу я обязан придать гласности.
Он сказал на выходе из бара:
«Эх, я пьяный – Родина в опасности!»

Белый снег на грубых простынях
Выжженных асфальтовых дорог.
Белый снег на брошенных полях,
Бледный старец вышел за порог.

Как мытарь, гуляет по планете:
Там ухватит, здесь возьмет.
Тесно жить ему на этом свете,
Вот он все метет, метет, метет.

Расставляет хладные объятья
И гуляку льстится он забить.
Напевает страшные проклятья,
Хочет серебром своим кропить.

Хладнокровен и жесток снег,
И не страшен ведь ему острог.
Слаб и мал пред этим человек,
Снегом плачет, верно, плачет Бог.

Жуткие мысли терзают мой мозг,
Как ясно мне видятся тени,
И проще бы вытерпеть кожаных розг,
Чем этих мучений и жжений.
Воображенье рисует черты
Подробно и честно до точки:
Кривые от боли мне видятся рты
И кость без своей оболочки.
Нянька младенца поит вином,
Чтоб он не мешал отдыхать ей,
Чтоб спал он безропотным, тихеньким сном,
Не пачкал ей кашею платье.
Разрезаны створки у выжженных глаз,
Как выплеснуть эти терзанья.
Бумага – спасенье мое в сотый раз,
Прими, дорогая, страданья.
Закончу. И легче в моей голове,
Жизнь снова мне стала милее.
Бумаге спасибо – вечной вдове,
А мир все становится злее.

P.S.
Читатель, не думай, не плачусь тебе,
Хочу лишь пример показать я.
Когда тебе плохо, дай волю себе.
Бумага все стерпит. Достать, а?

Стареет медленно лицо
Под толстослойной маской грима.
Бледнеют волосы свинцом
От света рампы и огней.