Алексей Лосихин - Сериалы моей жизни

Непросто вечным быть творцом
С улыбкой неразумной мима.
Парик, манишка и сюртук,
Которого не сшить прочней.

Один актер – усталый трагик,
Другой – бодрящийся коми,
Заложники плаща и шпаги.
Прикрыта маскою слеза.

Несут достойно свои стяги,
А зритель просит: «Поднажми».
Вы присмотритесь в щелки маски,
Там души их, там их глаза.

Весна наполнилась слепящим блеском
Просторных запахов хмельных красот.
Я провалился бы от счастья с треском,
Но лишь в восторге открываю рот.

Нет в целом мире ярче тех духов,
Что этот хоть напомнят аромат.
Вдыхаю жадно прелесть мхов,
И счастлив я, и я сегодня рад.

Весна, ты мне сестра родная,
Скучаю по которой круглый год.
Невероятная, простая,
К любому ты найдешь подход.

Нельзя запечатлеть мгновенья рая,
Нельзя на фотографию заснять,
И все мы вспоминаем, умирая,
Такие вот моменты. Нужно знать.

Давай, расцвечивай деревья,
Зови ты с юга белых птиц.
Я захлебнусь от вдохновенья,
На поле рухну в землю ниц.

Куда ты, куда ты?
За стоги, за хаты.
Мы будем лохматы.
Мы станем богаты.

И ты не кручинься,
В объятья мне кинься,
На ложе раскинься,
Родная Анисья.

Я не обижаю,
Тебя обожаю
И не унижаю.
Одежды лишаю.

Вдруг дождь заколотит,
С тобой нас проглотит,
И плачет, и бродит,
Льет и хороводит.

А мы подождем,
А мы под дождем
Пойдем за вождем
Да построим наш дом.

В нем будем мы жить,
Стареть, не тужить,
Сердца лишь сложить
И любовь сторожить.

Все будет, родная,
Богатство, мир края.
Лишь дождь у сарая
Прождем, дорогая.

Останки былого величья,
Средь них я сегодня брожу.
Теперь это памятник личный
Чиновнику, скряге, ханжу.

В разрывах Дворцовая площадь,
Зияет травою асфальт,
И то, что казалось так мощно,
Сейчас превратилось в базальт.

Прекраснейший Павловский замок
Украшен подтеками стен,
И дырки оконных рамок
Зияют, попавшие в плен,

Попавшие в плен паразитов.
К тебе присосались, земля,
И тянут жизнь из малахитов
В карманы и сейфы Кремля.

Ирония – так же сгнобили
Почтенного Павла, царя,
Угробили, подло забили,
Что все ж, паразиты, творят.

Их сунуть бы в клетки зоопарка,
Чтоб люди глазели на них
И каждая в свете кухарка
Могла бы поднять на них крик.

Вот кара, достойная мрази,
Что так унижает, шипя,
Они, к сожаленью, не красят,
Родная Россия, тебя.

В останках былого величья
Задумчиво Павел молчит.
Сказать тяжело, неприлично —
Теперь здесь коровник стоит.

Уж скоро утро, месяц притомился.
Он уступает солнечным лучам.
Поп на дорогу вышел, помолился,
Пошел во храм к родным своим свечам.

Сегодня утро, близкое к знаменью.
Сегодня день приблизит чудеса.
В груди его такое вдохновенье.
Поп на колени встал под образа.

Большую силу он вложил в созданье
Великой веры на Святой земле.
Он слышал стоны, крики и рыданья
Солдат, весящих на гнилом стволе.

Он отпевал погибших от проказы,
Он воду приносил ворам в жару,
Смиренно слушал царские указы
И не пришелся, видно, ко двору.

Он не с брюхатых крючкотворцев,
Кто лишь стремится выше влезть.
Его однажды Васька Кольцев
Грозился все в могилу свесть.

Нет, не соскалилось у беса.
Поп жил и после топора:
Вернулся из густого леса
В свою обитель, жизнь добра.

Молчал, молился и постился.
Людей от хвори избавлял.
И вот со всеми он простился.
Зима. Дым келью отравлял.

А поп молился пред иконой,
Колена в землю уперев,
Молился Деве благосклонной
За всех живых, за вмерный гнев.

И как водой вдруг окатило,
От уст отхлынула вдруг кровь,
Он стал святой, лик озарило.
Сегодня праздник, день Христов.

Аргентинское танго,
Постаревшие страсти,
Тяга сумрачной ночи,
Нераскрытые масти.

Яркость, четкость и танго,
Как аналог оргазма,
Растворяют мне клетки
Вплоть до страсти маразма.

Задыхаюсь в восторге
Полумрачного клуба.
Бал, сплетаются сцены,
Словно жаркие губы.

Аргентинское танго,
Навсегда твой поклонник.
Вздох, мгновенье и ритм,
Как всегда, твой сторонник.

Собаки и Волк, угодивший капкан.
Собаки охотников ждали,
А серый стоял, застыл как истукан,
Волку тиски лапу зажали.

Легавые лают и взыщут к суду:
«Зачем ты воруешь и бродишь,
Скитаешься, мерзнешь и голода мзду
В тайге по пятам с собой водишь?

Почто ты овец волочешь, серый гость?
Не проще ли с нами трудиться?
Хозяина лизнешь, а он тебе кость,
Ведь лучше, чем в поле студиться».

Мелькнула в глазах волчьих тихая грусть.
Сказал, пересиливши боль:
«Да рад бы лизнуть, укусить боюсь».
Он понял сейчас свою роль.

Послышались крики и залпы стволов,
Охотники близко уж скоро.
Идет к волку смерть, предвкушает улов,
И ноздри по запаху – порох.

Но серый решил для себя до конца,
Он выбрал себе отступленье:
Он волк-одиночка и он не овца.
Лишь псы отвлеклись на мгновенье,

Волк ногу себе по колено отгрыз
И к речке рванул за пригорок.
Петля окропилась вся точками брызг
Кровавых. Ушел-таки ворог.

Я уезжаю в новый дом,
Но так привык к пейзажу за окном,
Так свыкся я с привычным лабиринтом
Квартирки переправной, как паром.

Спасибо стенам за приют.
Места уж новые зовут.
Переезжаю, лучше, больше площадь.
И комнаты, и сроки ждут.

Уже тесно здесь оставаться,
Но так печально мне прощаться.
Случилось много здесь прекрасного всего,
И трудно, трудно расставаться.

Она впервые здесь вошла
И спичкой свечи все зажгла.
Сюда привел ее святой женой я,
И наша здесь любовь жила.

Мы уезжаем, милый дом,
Ты мирно спи покойным сном.
За все спасибо, уж готовы чемоданы.
Вернуться нет причин потом.