Олег Бушуев - Преображения Павла Волгина. роман в стихах

Для циника всегда так просто
Устроить жизнь за счёт других.
Мир этот словно бы и создан
Был специально для таких.
Нет справедливости, конечно,
И циники всегда успешны,
Цинизм хоть Павел не любил,
По-русски он разумен был.

И если раньше жил как инок,
То ныне денег он хотел.
Росли потребности, но рынок
В те годы быстро опустел.
И он одну имел заботу:
Побольше денег заработать
Не так, чтоб что-то накопить,
А зарабатывать, чтоб жить.

Вернувшись в город, он находит
Всего на свете дефицит,
В труде пустом проходят годы,
И призрак нищеты висит.
Но он в бездействии воспитан,
И хоть замучен бедным бытом,
Он жизнь не может изменить
Не зная, как иначе жить.

Евгений, помните, за дядей
Подушки ехал поправлять
И Павлу тоже было надо
Долг уважения отдать.
К старушке ветхой одинокой,
Нашедшейся родне далёкой,
Он часто должен был ходить
И в скуке время проводить:

Готовить, убирать. Стараться
При том старухе угождать,
Во всём согласным притворяться
И, грешным делом, так же ждать,
Когда получит он наследство:
Не бог весть что, но всё же средства…
Квартирку, старое добро
И накладное серебро.

Хотя капризная старуха Богата некогда была,
Согласно очень старым слухам.
В войну за хлеб распродала
Всю антикварную посуду,
Меха, серебряные блюда
И простыни. У степняков
Меняя всё на молоко.

Вот потому жила аскеткой,
Молитвами кончая день,
И память мучила нередко,
Моим стихом сгоняя лень.
Почти до гробового входа
Слова, что вечная природа
Останется красой сиять,
Она любила повторять.

Его ж нередко попрекала
Она за леность и за нрав,
На клад бесценный намекала,
Лишить его грозилась прав
Наследовать по завещанью.
То вдруг давала обещанье
Сказать, в чём деньги все хранит,
Загадочный имея вид.

Но он не верил в эти сказки.
Едва её похоронив,
Всё ж пожалел, что не был ласков,
К наследству сразу стал ревнив.
Ища сокровища повсюду,
В чулане заглянул в посуду,
Кровати трубки распилил,
Сундук на части развалил,

Найти надеясь дно двойное.
Он всё перевернул вверх дном,
Пытаясь место потайное
Найти, мечтая об одном:
Разбогатев, заняться делом,
Стать независимым и смелым,
Чтобы достойно, честно жить,
Не унижаться, не просить.

Но были поиски напрасны,
Он даже книжку полистал,
Которую старинной вязью
В монастыре дьячок писал.
В былые дни за книги эти
Давали звонкую монету
Стада, поместья, табуны,
Но нынче нет у них цены.

Так думал он недальновидно,
Не видя в ней с богатством связь
Вот нынче было бы обидно,
Над книгой древнею склонясь,
Когда б почти в мильон зелёных
Знаток из самых умудрённых
Ту книгу б скромно оценил
И Павла б этим раздразнил.

Теперь, я думаю, вам ясно,
Что Павел много потерял,
Когда покойницы напрасно
Намёкам он не доверял.
Что мог он, цену книги зная?
Как и народ, невыездная
Та книга старая была,
И вряд ли б что она дала.

А вдруг, подобно Ко-хи-нору,
Став целью хищных богачей
Несла б владельцам смерть и горе
Сияньем мертвенных лучей.
И он звеном в цепи кровавой
Мог стать, когда б себе оставил
Сокровище проклятых лет,
Чей ныне потерялся след.

Но к лучшему всё в мире этом,
Хоть невезением подчас
Считать потерь и бед приметы
Неверье заставляет нас
И ходу жизни подчиняться.
Наш Павел мог сопротивляться,
Был и решителен и смел
И в бизнесе бы преуспел,

Да только бизнес пресекался
До Перестройки на корню
И преступлением считался,
Хоть мог бы прокормить страну.
И, может быть, ещё за это
Так не любила власть Советов
Рабочих собственников класс,
Что жил, как заводной, крутясь,

В нехудших странах, уж поверьте,
Толь к лавочке, толь к ремеслу
Раз приковавшись и до смерти.
Но лишь поэтов к их числу
Я б не причёл в моей Отчизне.
Им роль Христа дана при жизни —
Пред совестью святыми быть
И грех народа искупить.

Но не был он готов к той роли.
Он множество писак знавал,
Но не завидовал их доле.
Из тех, кто сносно рифмовал,
Не всякого считал поэтом,
Кто числился в сословье этом,
Но был рабом своей тщеты,
Предав надежды и мечты.

Поэт – он ненавистник власти,
Поэт свободен и в тюрьме,
Хоть сердце правда рвёт на части,
Он в убеждениях кремень,
Он, капли фальши не приемля,
Живёт, лишь этой правде внемля.
Как следует поэтам жить,
Чтоб это званье заслужить.

В Европе буржуа – писатель.
У нас же он – аристократ,
Идеалист, к тому же, кстати.
Любовь он воспевать бы рад,
Хотя готов он хлеб насущный
Работой иногда и скучной
В реальной жизни добывать,
И трудности одолевать.

Но труд простой от вдохновенья
Поэт умеет отличать,
Профессионализм и деньги
Не будет наш Поэт мешать.
Ну, хорошо, коли заплатят,
А не заплатят, это значит,
То, что читатель среди дел
До пониманья не созрел.

А что душа? Знать, свято место
Терпеть не может пустоты,
И при Советах в знак протеста
Надели многие кресты
В противовес партийной схеме.
Запретный плод он ел как все мы:
И в церкви веру стал искать
И схему тем ниспровергать.

Смысл жизни стал искать он в Боге,
В смиренье, службах и постах.
Пять книг прочёл он понемногу,
Вполне благочестивым став.
И с ними ум его мирило,
То, что описано там было
Противоборство высших сил,
Что он в фантастике любил.

В духовную реальность бегство,
Где вознесенье в высший мир —
Метафора, которой с детства
Как будто чуду верим мы.
Победу смерти мы не силах
Признать и верим – из могилы
Вознёсся тот, кто нас спасёт
И нам бессмертье принесёт.

Но церковь показалась тоже
Ему похожей на райком,
Секретари с попами схожи,
Те не стучали кулаком,
Но, всё ж, водили грозным оком.
Почувствовал он одиноко
Себя средь верной паствы их,
В ней братьев не признав своих.

Крестясь и пятясь от амвона,
Подсвечник с сотнею свечей
Чуть не свалил он у иконы.
То знак был лучше ста речей.
Раз в «Сён – Рикё» хотел уйти он.
Но был ленив и не активен.
В костёл порою забредал,
И веру греков он предал.

Его, конечно, задевали
Цинизм властей, покорность масс,
И он причину всех печалей
В системе видел, а не в нас.
Себя он винтиком не видел
Народа ль, партии ли, вида ль.
Он каждого творцом считал,
Чей час покуда не настал.