Олег Бушуев - Преображения Павла Волгина. роман в стихах

Стал торговать он запчастями,
Автокосметикой и тем,
Что спрос имело, мы б застали
Его в торговой суете.
Да, точно, именно в ту пору,
Душе своей ища опору,
Метался он меж разных вер.
И молится ли он теперь?

А если «да», какому богу?
Не ошибётся ли опять,
В исканьях истины дорогу
Пытаясь для себя избрать?
Он так умён. Хватило б баллов,
И в клубе интеллектуалов
У Менса был давно бы он,
Когда бы был ему резон.

Тщеславье тешить – род болезни,
И если б кто меня спросил,
Сказал бы я: сто крат полезней
Брать рубежи на грани сил
И побеждать! Нет выше счастья,
Чем, курс держа через напасти,
Плевать на приговор толпы
И не сворачивать с тропы.

Стал Павел совпаденье воли
Небесной с собственной своей
Считать случайностью, не боле,
Покорно поклоняясь ей.
Хоть убеждался понемногу,
Что сам подчас подобен богу,
О власти он не смел мечтать,
Чтоб, часом, дьяволом не стать

Так Зевсу силою подобен
Пилот, летящий в облаках.
Он стрелы свыше мечет, чтобы
Посеять ужас во врагах.
Но он лишь раб хозяйской воли,
Актёр в заученной им роли.
Хозяином громов слывя,
Он на Земле – как ты и я.

Другим вреда стал опасаться
Желать он, чтоб спокойным быть,
Чтоб случаем не оказаться
Орудием в руках судьбы.
Так похищать у Бога право
Над всеми быть судьёй кровавым
И судьбы грешников вершить
Не мог себе он разрешить,

Чтобы затем себя не мучить.
Но, как – то, встретил пожилых
Своих родных – обычный случай.
Муж и жена. Любил он их.
Жена кормила пирогами,
А муж одалживал деньгами,
Когда он небогатым был
И в гости запросто ходил.

Заметил он, что сильно сдали,
Под ручку чуть брели они.
Какими немощными стали!
Где славные былые дни
И оживлённые расспросы?
Теперь же жалобы сквозь слёзы
На жизнь, на старость, на недуг,
И грусть почувствовал он вдруг.

И, как при каждой встрече с ними,
Улыбки добрые и взгляд,
Как и пристало меж родными,
Но в этот день он был не рад.
Давно то было, но запомнил
Наш Павел, как в тот день он скромно
Глаза при встрече прятать стал,
Как будто что у них украл.

Он зла, конечно, не хотел им,
Но так уж вышло. Ведь не он
Над старым и недужным телом
Был высшей властью наделён…
Он пожелал из состраданья
К её беспомощным рыданьям,
Чтоб меньше было ей терпеть,
И легче было умереть.

Так иногда бывает с нами:
Чего хотим, боясь признать,
Вдруг происходит в виде драмы,
А совесть колет: «виноват!»
И, вроде, зла мы не желаем,
Но зло обычно пожинаем.
Больная совесть – твой удел
Коль всё сбылось, как ты хотел.

Так, что же, есть на белом свете
Такая колдовская связь,
Иль просто мы хотим, как дети,
Того, что будет и без нас?
А предсказать не так уж сложно,
Предотвратить что невозможно.
Тревожно эту ночь он спал.
И чувствовать вину он стал,

Когда узнал, что этой ночью
Она внезапно умерла.
Конечно, старость. Что пророчить…?
Всё – объяснимые дела…
Была ещё другая тайна:
Однажды, кажется, случайно
Он пожелал, чтобы сосед
Исчез, того пропал и след.

И даже дом его сломали.
Так повторилось пару раз.
Природы этих аномалий
Не понимая, Павел сглаз
Винил сперва, потом дал клятву,
В смертельной, беспощадной жатве
Участия не принимать
И дар нигде не применять.

Поскольку устыдился очень
Тому, что удовлетворён
Был результатом мысли. Впрочем,
Злорадством был он заражён.
Раскаянье далось не сразу,
Какая, всё-таки зараза —
Иметь над кем-то смертным власть —
Не смог, однако, он не пасть.

И вот однажды не сдержался:
За оскорбленье не простил,
От клятвы страшной отказался
И чёрной мыслью отомстил.
Другим не показав и виду,
Добычей стал своей обиды.
Как вудуист врага судил,
Хоть позже гнев свой остудил.

Был сам не рад, что не простил он
Приятелю обидных слов.
Со временем и так остыл он,
Забылись ненависть и зло.
А наказание господне?
Будь провидению угодно
За униженье наказать,
На то есть рок, ни дать, ни взять.

Но Дьявол – в нас. И это совесть,
Что судит строго за глаза.
Бог… он простит. Уйти готовясь,
Не ждём мы, чтоб он наказал.
Себя мы истязаем сами.
И умываемся слезами,
Моля его за всё простить,
И грех невольный отпустить.

К ошибкам мы непримиримы,
Когда их судим свысока.
Вблизи ж они все объяснимы,
А что касается греха,
То грех – лишь вольное злодейство
Иль ложь на службе фарисейства.
Ошибок избежать не мог
Ни человек, ни дух, ни Бог.

Да и равняться с абсолютом,
Нет смысла в этом мире нам,
Зачем же жить в душевной смуте,
Себя за промахи виня.
Ну, разве ж это не обидно,
Что за себя бывает стыдно
Предстать с грехом в глазах других,
Святыми представляя их?

Судьбой есть много недовольных,
Пред смертью совесть мучит их.
Стыдясь своих грехов невольных,
Они – там, в днях пережитых.
Забыв, что были те ценою.
Без них судьба была б иною.
За что ж стыдиться и краснеть?
Безгрешных в этом мире нет.

Что сокрушаться нам и плакать?
И проклинать себя и свет.
Мудрее нужно быть, однако,
Нам с прибавленьем новых лет.
Не повторять ошибок старых,
И опыт свой считая даром,
Оглядываться на завет,
Чтоб избежать тревог и бед.

А все грехи закономерны
И обусловлены судьбой.
Злодеем был бы Бог, наверно,
Грешащим пред самим собой.
Но нет, его не мучит совесть,
И ты живи, не беспокоясь,
Бог всё предусмотрел за нас,
И тех, кого хотел, он спас.

Хоть часто лучших забирал он.
Красивых, страстных, молодых.
Как будто бы за то карал он,
Что сам старей и хуже их.
За миром этим наблюдая,
Давал он разным негодяям
Дожить в довольстве подлый век.
Ему – что червь, что человек.

А, может, в этом мире нашем
Всё к лучшему, ведь думать так
Мы склонны, вспоминая даже
Лишенья, беды и Гулаг.
Дед говорил, едва не плача,
Так Павлу: «Будь бы всё иначе,
Я мудрость жизни б не постиг,
Хоть есть она в десятках книг.»

Своё духовное богатство
Он с бедным бытом совмещал,
И униженья, и злорадство
Он палачам своим прощал,
Судьбою лагерной доволен,
Забыв про тяготы и боли,
Всезнаньем высшим облечён.
В том парадокс и заключён.

Что это? Чувства извращенье
Иль глупость в тоге мудреца?
Года приносят всепрощенье
В предвосхищении конца.
Но преступленья помнить надо
И не прощать исчадьям ада,
Поскольку, подлецов прощать —
И значит – подлость поощрять.