Олег Бушуев - Преображения Павла Волгина. роман в стихах

Дух просвещенья, опыт, случай, гений…
В подлунном нашем мире без него,
Без творчества, порыва, вдохновенья,
Увы, мой друг, не стоят ничего.
И труд души мне как освобожденье,
Как облегченье после восхожденья,
Как полной грудью долгий сладкий вдох,
Как взгляд на горы вниз из облаков.

Но в нашей жизни редко вдохновенье.
Оно – итог мучительных трудов,
И продолжаться может лишь мгновенья,
Блеснув на фоне прожитых годов,
Хоть кажется порой, что это муза,
Ища с тобой душевного союза,
На ухо шепчет рифмы в тишине.
Приятно ощущенье это мне.

А слушать музу – следовать призванью,
Быть не как все, во всём ища свой путь.
Не скорбь и грусть тогда приносят знанья,
– свободу, избавление от пут.
Ну а полёт души – бессмертья признак,
Его нам заменяет в этой жизни
Из узкой колеи своей побег.
Велик лишь только вольный человек.

И, словно осенённый благодатью,
Услышал я как будто эхо вдруг,
И рифму тут же записал: «читатель»,
И с нею гений, «парадоксов друг»,
В меня как дух вселился неизбежно.
И, сохранив нажитый опыт прежний,
Посредником его я в мире стал
И продолженье к строчкам написал.

И то, что вдохновенный я услышал,
Я в строки стихотворные сложил.
И подчиняясь светлой воле свыше,
О том поведать миру я решил.
Быть может, в жизни это раздвоенье
– и есть источник чистый вдохновенья.
Эпохи я хочу стихом связать
И, что поведал дух, пересказать…

Что ныне бред -поэзии примета,
Напрасно критик уверяет нас.
И что безумье – это знак поэта,
А стих – поток его бессвязных фраз.
Род философии порой – поэма.
Противопоставляем часто все мы
Напрасно к философии любовь
Священным откровеньям рифм и строф.

У Пушкина в стихах такого бреда,
Который ныне в моде, вовсе нет.
И безыскусность чувства – это кредо.
Таким, как он, и должен быть поэт.
Простым, доступным, только не банальным,
Не формой лишь одной оригинальным,
Но, прежде, осмысленьем бытия.
Таким, как он, хотел бы быть и я.

Размер в стихах совсем не так уж важен,
Будь это ямб, иль дактиль, иль хорей.
Да пусть хоть и гекзаметр будет даже,
На сотню лет моложе иль старей.
Но коли цели ясной строки служат,
Скажи, чем строфы пушкинские хуже
В эпоху этих быстрых перемен,
Чем беспородный нынешний катрен?

Критерии все ныне потерялись,
Ни в чём ориентиров чётких нет,
И вехи ставить я себе стараюсь
Из лучших достижений прошлых лет.
И пусть сейчас высокое не в моде,
А модно только пошлое в народе,
Но есть же, к счастью, те, кто жизни смысл
Находят в устремленье мысли ввысь.

Слова стихов всегда чужды науке,
В душе от чувств рождаются они.
И лечат нас от ханжества и скуки.
Они как витамины нам нужны
В скитаньях наших средь забот и злобы.
И в эти годы наглости и стёба
В стихах душевной мудрости ищу
И ей цингу души своей лечу.

И не из низкой зависти к успеху
Теперь я в стихотворца превращусь.
Расставив в строках рифмы словно вехи,
По ним же я к себе и возвращусь.
Я – это я, ни Бродский, и ни Пушкин,
К чему чужой мне славы побрякушки?
Призванью свыше буду верен я,
И, может, вспомнят внуки про меня.

Оно ещё придёт, другое время,
И свой порядок в жизни наведёт.
В стихах как в землю втоптанное семя
Мой вечный дух над временем взойдёт.
Хотя мне будет мало в этом толку,
Но всё ж своею книжкою на полке
Хочу порой напомнить о себе
Друзьям моим, отчизне и судьбе.

Мудрее я теперь, чем был я прежде.
Пока любовь в душе моей царит,
Пока ещё питаю я надежды,
Пока ещё бесценные дары
Порой от жизни этой получаю,
Великодушно, словно царь, прощаю,
В душе своей обиды не храня,
Всех тех, что не поверили в меня.

Я ждать привык. Смирился с ожиданьем,
Как с форс-мажором войн и катастроф,
Как с мыслью о конце, со страхом тайным,
И с рифмой, и с чередованьем строф.
Замедленный показ, где зритель дремлет
– ползёт улиткой по пространству время
Событий тех, которых очень жду,
Моё, ж, летит и тает на лету.

В стихах не буду душу на потеху
Толпе и черни раскрывать свою,
И оду ни стране своей, ни веку
В поэме философской не спою.
Не высказать души моей словами,
Хоть и хочу я поделиться с вами
Тем, чем живу сейчас и чем дышу,
И над стихом задуматься прошу.

Пишу я не для тех, кто отдыхает,
И кто всегда по ветру держит нос.
Пишу для тех, кто глубоко копает,
Ища ответ на каверзный вопрос.
И хоть живу в провинции у моря,
Себя мишенью ощущаю я,
Бываю я и с Богом часто в споре
Насчёт несовершенства бытия,

Но Бог меня пока оберегает,
Быть может, оставляя на десерт,
А может, на бессмертье обрекает,
Разрывом сердца заменяя смерть.
То, что живу в глухое время, знаю,
Но может быть услышит он сквозь мглу:
Как Зло на свете мне ни объясняют,
Но оправдать его я не могу.

На то, конечно, и даны Пегасу
Два рифменных крыла, чтоб мог летать,
Меня носил он часто над Парнасом,
Оттуда было далеко видать.
Страна стихов – невспаханное поле,
И должен рифмой распахать его я,
Чтоб прорастали в душах семена
Любви, в знак искупленья данной нам.

И пусть считает фарисеев племя,
Что клад на этом поле я ищу,
Раз, превращая острословье в лемех
Я поле русских слов вспахать хочу.
Миря порой философа с поэтом,
Хочу пройти я с честью поле это,
Взрывая рифмой комья слов пустых,
По борозде, что называют «стих».

Всё в этом мире призрачно и зыбко,
И если что и нужно в жизни мне,
То это – милой нежная улыбка,
Порой глоток Мерло иль Шардонэ,
Да рифма —верной музы откровенье,
В которой есть озноб прикосновенья
Того, чему названья в мире нет,
И то, что в мире видит лишь поэт.

Писать поэму эту начиная,
За плугом рифм по полю я иду,
Что потеряю, я пока не знаю,
И что на этом поле я найду.
Труд тяжек, но завидна, всё же, доля
Поэта—пахаря, а это поле…
Границ и вех не ведает оно.
Вперёд, Пегас! Начнём же c Богом!

\Вот в строчку записал, что сердцем слышал,