Наталья Метелица - Мокрый свет. Любовь: нежность и провокация

Я никого не заставляю любить себя.
Прикасаться. Биться током. Меня убивать.
Мне хватает мира в лабиринтах моего лба,
А по ночам – родная кровать.

Я не обязана тебе ничего.
Раньше – может быть… Виновата очень.
А сейчас у меня только я, пару постных глотков
И такие долгие ночи…

С твоего стола смахиваю. Пыль из крох.
В пальцы вонзаются занозы. Дерево – а жестоко.
Я не заставляю… Но ты бы мог
Любить меня хоть немного.

Даже не так. Замахнулась это.
Любить хоть немногое – во мне не любимой.
Растащить меня по всем концам света.
Высадить. Полить. Где приживусь.
Спасибо.

Любимый шаг касается земли —
Не нашей, где все улицы – как дОма!
Там луч иначе утренним болит,
И ночи там – на казнь луна ведома…

Там нет меня – вести твои следы
Домой, где всё теплее и любимей.
И перекошены чужие рты,
И календарь длиннее ночи зимней.

И на дыбы февраль – голодный конь,
Взбесившийся свободой полновластья!
Все месяцы обкрадены, и он
Не собирается уже кончаться… —
Там, где не дома ты… Чужим снегам
Нет дела до души, горящей кем-то,
И снегопад торопится слагать
Забвенье отпевающего цвета.

И только ожидание моё
Надежнее всех нитей Ариадны!
И вдохи экономны, аккуратны… —
Дожить, когда мы будем вновь вдвоем.

Бывает так, что двое – недостача,
И вряд ли кто заменит мне тебя.
Я гордости не позволяю плача
И смахиваю скорбное со лба.
Но там, внутри, в душе немых сложений,
Я вою, словно ошалелый пёс,
Пока ты сочиняешь предложенье
И ставишь заключительный вопрос,
Я умираю каждою секундой,
На публике улыбку подарив,
И кажется, разлука вечной будет,
Как одиночества бесструнный гриф.

Я жду от тебя весточку, как птицу,
Что сложит свои крылья на груди,
И, сочиняя новую страницу,
Под каждой подписалась бы я: ты!

Нет ничего, что берегу под стать,
Нет никого, кто был бы не уместен,
И мне одной дерзить, и выползать,
И берегу сказать: «Ну здравствуй, здесь я…»

Но я так тяжела и непонятна
Той пустоте, свободной ото всех.
Ото всего!.. И выбросить обратно
Она бы рада, утопив мой смех!

Ей хорошо одной. Ненужной ношей
Той пустоте вольготной моя суть.
А я лежу на берегу… «Хороший…» —
И глажу его девственную грудь.

Он привыкал к следам и их интригам
И даже щекотал меня волной.
А я любила его норов дикий,
Лежа на нем израненной спиной.

Но раны рубцевались и зажили,
И я уже не щиколоткой – вся
Иду к воде… «Прости мне, что гостили
Моя душа и тело, где нельзя».

И я уже по пояс – плыть куда-то:
И сила есть, и раны не гнетут.
А берег вырвал из волны обратно!
«Родная! Ты же можешь утонуть!..»

Ты далеко… А запах твоей кожи
Мне не дает ни спать, ни просыпаться.
Я просто день, и ночь, и даже позже
Иду за твоим следом – надышаться —
По нежности примет, обрывкам слов,
По твоей грубости и добродушной силе,
Ищу тебя среди чужих костров
На той дороге, где следы остыли
И мерзнут без хозяйского тепла,
Когда его унес ты – как тарелку
С голодного и длинного стола
Господством одиноким человека.

И где ты?!.. ублажающий других,
Кормя их разжиревшее бесчестье,
Пока мой мир: ребенок и старик —
Друг другу в глотки —
выпить и наесться!

И я гляжу на этот пир больной,
Стыдясь бесстыдства их голодной позы
И ненавидя путь беспечный твой,
Где не дожди тебя поили —
а их слёзы…

Но, отогревшись молча у костров
Чужих страстей и наказаний строгих,
Я отправляюсь за тобою вновь
По той заплаканной —
родной —
дороге…

Так хорошо, когда все злоязычья
Улягутся, поверженные тьмой,
И ты приходишь моей тайной личной —
В мой мир, мои стихи и голод мой…

Так много сил, когда их тратишь вместе!
Так много счастья, если – отдавать!
Но так мне мало быть твоей невестой,
Распятой среди ласки!.. Воскресать
Средь дрожи уходящего свиданья,
Пока уснули зависть и хула…
Мне радостно такое умирание,
Как вспыхнувшая заново зола!
Как лепестки, что растеряли розы,
Усыпав стол шелками полусна…
Я жду тебя и летом, и в морозы,
Всегда тебе – и солнце, и луна!

Не повторяй сложившееся праздно
В устах других людей!.. Словесный кляп
Заткнет на время душу, – ежечасно
Казня ее наивность, как сатрап,
И обучая ремеслу сверхчувства,
Поднявшегося над больным нутром, —
Не замечать, когда чужой Прокрустом
Тебя изрежет по частям!.. Вдвоем
В сложеньи станешь равная чужому!
И, уподобив естество твое
Себе, любимому, как интерьером в доме
Служить поставит, в эту ложь влюблен!

А ты теперь, словами обесчестен,
Мне в душу затыкаешь слово вновь —
Чтоб вынуть перерезанной… повесить…
И научить смеяться средь скотов?!

Соткать себе из тысячи предательств
Броню бесчувствия, неверия в слова!
И, обрывая этот белый танец,
Сама себе и страсть, и голова!

По этой кромке треснутого завтра
С обрывками вчерашних полудел,
Иду к тебе – влюбленная, богата
Любовью, за которой всяк предел
Перерастает грани вечных истин,
Всевышнего Начала и Конца,
И звезды обрываются, как листья,
Успевшие влюбиться в свет лица.

Я в этом свете сожжена до сути
И вновь рождаюсь во вселенском вне —
Внутри себя такая, как все люди,
И та – кто ярче для тебя во мне,
Теплее и любимее средь ночи,
Где столько раз подругами убит,
Ждал мое сердце, поцелуи, почерк,
Которым вся моя любовь болит!

И будет так – покуда эта правда
Не возомнит себя любви умней,
Ведь гордецу лишь он и есть отрада
В подобострастии других людей.

Как уберечь любовь от самомнений,
Когда пределам нету новых сил?
И кто черней – не знающий горений
Иль полюбивший, кто затем —
убил?!

В твоих руках весь мир – моей печали,
Моих надежд и радостей простых.
Твои ладони яростно держали
Безумный бег ретивых вороных!