Наталья Метелица - Мокрый свет. Любовь: нежность и провокация

Не приходи ко мне. Моя стихия
Не знает слов, понятных для тебя,
И ноты не известны мне – такие,
Чтобы молчанье – музыка твоя.

Нынче вечер в убыток —
пОдать…
Не от холода греешь мне руки.
Не от ветра срываешь звуки,
Что любили в ладошки хлопать!

Просто нынче беда другая!
Разоряют секунды время.
И не с этими – и не с теми…
За порогом – разлука злая.

Уезжать – будто лгали губы.
Уезжать – будто сгорблен месяц.
Не звонить. Не писать. Не надеяться.
Острый взгляд сердце кроткое рубит!

Капли плачут – росинки алые…
Будто здесь разрубили радугу.
А когда-то держал меня за руку
В облаках —
золотые, курчавые…

Провела твои кудри – в рассветы.
За тобой пыль дымилась угаром.
И весну – в сарафане старом —
Полог трав вмиг стернёю встретил…

Из часа – в час, из звука – в звук,
Из расставанья – в расставанье
Я жду тебя, мой нежный друг, —
Во имя страсти и —
прощанья…

Ты стал ко мне и строг, и скуп.
Ты обрываешь вдох на вдохе,
И я, тоске отдав тоску,
Опять при ней, – слагая плохо
Свой новый день. Учиться? Нет!
Я не привыкла, привыкая
К излому нервных сигарет,
Учиться этому! Другая
Я каждый день! И каждый час,
Что ты оставил без минуты,
Блукаю в чаще перифраз —
Не звать тебя лжецом.
Иудой.

Я без тебя – как три меня,
Заблудшие внутри четвертой,
И если сжечь рассвет у дня,
И то не я! А кто-то.
Кто-то…

Я б не смогла и час прожить,
Не выдыхая имя жизни,
Часы секундой сторожить
И сиротить свои карнизы,
Срывая шторы и плетя
Свое беззвучие веревкой,
И напевая – как дитя,
И лицемеря – как плутовка… —

Как миллионы разных я,
Что брошены ОДНОЙ душою!
И вспыхнуть бы – как та труха,
И умереть!
Но —
под тобою.

Ты б меня полюбил – неузнанной?
Ты б меня полюбил – чужой?
Околдованной грешными Музами
И бегущей за праздной строкой?

Ты б меня полюбил – сумасбродную,
В одеяньях больничных палат?
Может, так я диктую модную
ДУШУ новую – из заплат?!

Может, мне так и легче – страждущей!
Может, мне так обрыдло в шелках!
Может, мне – разнузданно-падающей —
Лучше, чем на каблуках!..

Ты б меня полюбил с гордым норовом?
Взбалмошную – как гроза?!
Ты молчишь… О как это здорово,
Что ты врать не умеешь в глаза!..

А «море – внутри», и не важно,
Что где-то «шумит океан».
Промокла твоя рубашка.
Я штопаю свежесть ран.

Тебе так к лицу – нагое!
Объятия – лучший наряд!
Ты раньше одет был в чужое,
Чужое, как вера – и тать!

Довольно! Хватай обнову!
Держи меня крепче в руках!
Сегодня весь мир поцелован
Тобою – в моих губах!

Весь мир – что отбросил рубахи
И бремя пристойных ролей!
Люблю! – отметая «ахи».
Люби! Восхищайся!
Жалей…

Я пафосных од не умею писать.
Ты б их разобрал на запчасти.
Дверь та же. Звонок. Новый стих. Чай. Кровать. —
И всё мое женское счастье.

«Люблю» срывается в изменах
Холодной хваткою страстей,
А вечером – удар речей
Бьет прямо в сердце! А на стенах
Висит не начатый портрет,
Но множим замыслом мятежным,
Где королева без одежды
Влечет улыбкой полуНЕТ.

Удар насквозь! Упали стены,
Как падал локон ее игр,
Когда ты, не замечен, тих,
Ее увидел в час измены…

А может, будет всё не так.
И ТЫ, любимой насыщЁнный, —
Пресытишься! Как полумрак
Пресытится лучом разбойным.

И ты, лазейкой дух поправ
И совесть наспех залатавши,
Изменишь ВЕРЕ —
иль
НАТАШЕ,
Собой с той ложью повенчав.

Не унижайся ради муки!
Но, если ты – влюбленный в боль,
Иди вперед! Люби!
Изволь
Учить души больной потуги,
Когда смиряется огонь
И шепчет бес, что не любима
Та, что уже в объятьях дыма
Средь бытовых забот, препон…

Любовь начнется лишь тогда,
Когда и год, и два… и десять
Уже иначе страсти взвесят,
Но не изменным полуДА,
А величавою наградой
Желать совместных зрелых лет,
Стареть – банально – умереть…
Но и тогда та боль —
услада!

Мне стало всё чужим. Твоя улыбка, руки,
Твои слова и клятвы ни о чем.
Я вывернула все ключи науки
Ученым, но бездушным калачом, —
Но не нашла ответов на вопросы,
Как из двуличий распознать лицо,
Что было раньше… Дорогие слёзы
Не тратят понапрасну… У дворцов
Всё начинается не с лиц. Не с позолоты.
И даже не с алмазов на виду.
Всё – лишь душа одна!.. которой кто-то
Не оценил, не зная цену ту.

Чужие лица… Вперемешку. Чинно.
Но одинаково – среди речей,
Пустых, словно бездарная картина,
Чья рама – только порицанье ей.

Сегодня падал дождь… Как сорванные бусы.
Хрустело под и на. В зубах – жемчужный тальк.
И лужи пили лоск седого послевкусия
И путались ненужностью в ногах.

На шее ничего. Едва заметный след
От сорванной любви. Кровоподтёк души.
И сердце в лунный дождь хотело просто тлеть,
Не успевая в мире этом жить.

А ветер шел в лицо. Нанизывал на нить
Оставшийся в живых нерукотворный жемчуг.
И надевал на шею – сохранить
Мой путь, рожденный и седым, и млечным…

Моя любовь – как мир без солнца.
Моя любовь – как свет слепой.
Вставая на ноги, кость бьется
И плачет голой кривотой.

Когда твоя любовь поднимет
Живую пыль вчерашних сил,
То даже плач в костях – родимый
За то, что ты его любил.

И обрастают плотью рёбра.
И кость сплетается в металл —
Не тот, которым разум содран,
А тот, что к свету поднимал!

Не жалела бы я о прошлом,
Если б знала, что в будущем – ты!
Прикасаюсь к судьбе осторожно —
Не спугнуть дорогие черты…
Этот ветер январского бунта
Разбросал нас по стороны вдруг!
А я трогаю светлое чудо,
Что осталось в памяти рук.

Если разом вселенная смолкнет
И ослепнет живая тропа,
Растолкаю небесные локти —
Вырвать свет у Верховного лба, —
Лишь бы сердце твое не погасло…
Даже лампочки выкручу все
Из обители мертвых, где властна
Суть иная: святой, фарисей
Не болеют уже нашим миром,
Там уже не поймут нашу блажь.
Я в тебе не искала кумира
И в порту оставляла багаж —
Улететь вольной птицей от боли
И любви среди радуг не знать!
А теперь мне родные мозоли,
По которым тебя узнавать…
Разбросала январская вьюга.
Только знаешь – как нынче светло
Мне с утра средь небесного круга,
Куда имя твое унесло!
Я уже повстречалась с весною!
Мне сказали, что нас сберегут.
И летал высоко надо мною
Улыбавшийся бог-баламут.