Андрей Драгунов - Past Continuous Tense. Избранные стихотворения

Не осталось ни памяти, ни фотографий в стекле,
ни воды венецейской холодной в границах канала,
ни прощального крика во след уходящему… Где
будет встреча ещё, или свидеться нам – не бывало…
Отправляйся домой: столько лет без кола и двора,
собирай свой багаж – скудный скарб – неземные пожитки —
в оправдание жизни, в которой одна детвора
оправданье всему, как ракушки, цветы и улитки…

Когда в один из дней осенних,
помеченный листвою, утром
ты выйдешь к морю во спасенье —
оставь свои заботы другу —
другим. Не мешкай при отправке
с перрона ящиков багажных,
не жди ни слова, ни поправки —
они. скорее. из бумажных,
воздушных перепутий. линий —
словесное куда длиннее —
«язык до Киева…» – пустынней
от этих слов и тяжелее.
– Прости за перечень, – откуда
слова все эти с препинаньем
в руках и жестах?.. И покуда
есть поезд, поезжай с прощаньем…

Вновь я вижу тебя в сугробах в родных широтах!
Птичий профиль скользит по снегу, по мёрзлой пене
облаков над тобой – каково там? —
в сумме мелких вещей не подчинённых лени.
В этих краях заблудиться в снегах – не новость.
В мёрзлой фразе – «Ау» – слышится голос предков,
или тех, кто осваивал эту область,
оставляя следы на снегу и ветках.
Жить здесь долго только полынь и в силах…
На ветвистых развалинах – голуби, как прощенье
за отсутствие почты сургучовой – милым —
после осени, или же отпущенье —
зимним делам. Заснеженные дороги —
больше травы, нежели километры
Бога! И достаточно строги
зимние песни и зимние ветры…

Не прохладней водицы в реке с наступлением дня —

я пишу тебе в осень в своей царскосельской тетради —

возращенье в Петрополь с тобою, тебя без меня —

птичьей тропкой с вокзала, в окно и в билеты не глядя.

Я пишу тебе в осень… Твои потерялись следы

между Летним и Зимним, в заснеженном не Ленинграде,

после встречи на юге – еще далеко до весны

и до встречи, опять не весной, в Волгограде…

Я пишу тебе в осень и не удивляйся – стихи

продолжение жизни и списка. Слова на бумаге —

Слава Богу! – что живы. И полны верблюжьи мешки

на полжизни вперед не водицы соленой, но влаги…

Ни витийства дорог и ни упряжи снежной метелевой
этой долгой зимы, и ни краски весёлой апрелевой…

Свет осколками зеркала выпал под ноги смотрящего —
настоящей зимой. Настоящей для настоящего…

Край господнего лета, заваленный белыми травами,
итальянской земли площадями, церквами двуглавыми.

Языка… или речи? – костра терпеливая музыка —
угольками на память, узлами, верёвкой на улицу…

Ни витийства дорог и ни упряжи снежной метелевой
этой долгой зимы, и ни краски весёлой апрелевой…

С возвращением… или опять дребедень
«американки» в плохую погоду.
Невская сырость, карельская тень…
или берёза – дивану в угоду,
или любимый осенний пейзаж:
листья в воде «грибоедовой лужи».
И в Александровском зимний кураж
листьев и снега в октябрьскую стужу.
И белокаменный или цветной,
и убегающий Смольный – по росту:
к миру, воде, или просто гурьбой…
но с возвращением к дому и мосту.

Из печного разреза в покусанный светом мрак
вырывается дым, как из рук булавка.
Проводя по щеке рукой, понимаешь – так,
вероятно, выглядел Бог, но ставка
велика на столько, что все слова,
продолжение мысли, увы, не лучшей,
мысли, сказанной вслух. И голова —
это только орган – так, на всякий случай…

Англия – это туман, Тауэр, здание Лойда и… Холмс
с невозможной скрипкой, трубкой, химией и чужими отпечатками пальцев,
с вечным вопросом – Кто виноват?.. Гонг —
это к обеду. К обеду – немного дальше
линии света. Набережных углы,
лестницы с отражением света, зданий (точнее теней) и самой воды —
пусты. Гондолы отсутствуют из-за
географического положения, и уже не слеза
слезает с ресниц, а ее отражение…

Англия ранним утром похожа на мытый сыр:
голландский, швейцарский и, наконец, российский,
но уже не мытый. В количестве дыр
в этом сыре утонул однажды посол австрийский
со всей своей свитой – уточненье —
Не зная броду… – и подкрепленье,
как всегда, опоздает или увязнет где-то
среди сыра и мата, (так, для предмета.)

Разговор о еде: овсянка – это что-то национальное или…
Или. Но все же съедобно? В общем – да,
если верить древним. Постучи по древу.
Англия с ее строгим видом башен
похожих на день вчерашний, как, впрочем, и на всегдашний —
строга. В крике чаек больше упрек и кашель,
нежели грозный призыв: «На башни!»
Люди так же строги, но об этом не стоит…
Ворошить прошлое, вещи (в пыли), писать повесть…
и так далее – в сумме…

Корабль возвращается в гавань к обеду.
Гонг – к обеду. К обеду… И крики на набережной: «Едут, едут, едут…»

Четвёртая зима под этим кровом.
Провинция в преддверии распада
на листья и угли. И тихим словом,
или словами возвращенье ряда
воспоминаний – посторонним взглядом.

Провинция – здесь место для любви
к отцам и жёнам – к первым, все же, больше.
И на воде замерзшие круги —
напоминание о том, что дальше…

Провинция… расти большой мой сын —
Империя – не место малой формы.
Откуда-то разрозненные сны
без продолжения – казалось бы, чего бы
тебе еще? И твой ответ – любви…

1
Так и жить, как и есть – без ребра,
но с женой.
Малых пригоршней слов и добра —
не иной
музыкальности букв и значков
на другой
не прозрачной бумаге веков.

2
Так и жить. Ты в Москве безлошадной навек —
не женой.
Я в прокисших болотах под снег…
Не иной
вариант воровства —
у другой
на конец Рождества.