Олег Лукойе - Рокировка. Избранное

Пей, упырь, мой томатный спирт.
Это круче кровавой мэри.
За любовь и за этот мир…
Что был вытошнен морем на берег.

Вкус, конечно, совсем не тот.
Но зато, непременно торкнет.
Не криви свой клыкастый рот!
На, занюхивай хлебной коркой!

Пей ещё, подставляй стакан!
Нет, из горла не дам! Я гордый…
Расскажи-ка мне лучше, что там?
За стеной печи крематорной?

Дал подписку… Ну что ж, прости…
Цену слов я не хуже знаю.
Я умею их в рифму плести.
Преисподню сплетая раем.

Мы сегодня с тобой. Сидим…
Завтра в церкви поставлю свечку…
Не забудь перед главным своим
за меня замолвить словечко.

2010

С неба переполненного падают звёзды за край.
По реке молочной уплывает вдаль корабль.
И луна копеечкой медной катится по крыше вселенной.
Осень кашемировым пледом укрыла декабрь.

В тишине исполненного вечера скрип половиц.
В часиках песочных время отбывает срок.
Адвентисты хмурого утра дарят за пустую посуду
нимбы разноцветные людям у станций метро.

Сердца успокоенного слышится кодовый стук.
Мне уже не страшно уходить за край земли.
Где текут молочные реки через мириады созвездий.
И куда уходят навеки мои корабли.
2013

Что-то небо сегодня мутно.
Что-то небо похмельно тяжко.
То ль в осадок выпало утро,
то ли это в моей душе…
И партнёрша по камасутре
крепко спит с оголённой ляжкой.
Пряча контуры и ландшафты
в чуть поношеном неглиже.

Отчего же мне так постыло
и в душе словно в пыльной рюмке,
если кончились сигареты
и циклоны тут не причём?
Тыщи лет на земле унылой
по утрам кто-то ищет брюки.
Так бывало, так есть и будет…
Этот утлый мир обречён.

Хоть Содомом, а хоть Гоморрой
называйте наш славный город.
Здесь проспекты болеют шанкром,
а в подвалах едят собак.
Смотрит небо, почти с укором,
как у нищих воруют фору,
а заплёванные трущобы
ждут участников пьяных драк.

Шелестят на ветру осины.
Акапеллой поют вороны.
На полотнище бело-синем
расплескался портвейн «Кавказ».
Был Содом… Была Хиросима…
Ждут осины своих героев.
Небо! Дай мне немного силы,
чтоб увидеть тебя в анфас.
2011

Возлюбил бы ближнего,
да не получается.
Ближнюю – случается…
Да и то не факт.
В тёмном подреберье
мается… Вздыхается…
Вечно сомневаюсь я,
в храм или в кабак.

Щёку бы подставил я
и простил обидчика,
да не подставляется,
вот ведь в чём вопрос.
Эй, миряне-граждане,
спрашиваю каждого:
если б не Иуда,
где бы был Христос?

Лешими да ведьмами,
вепрями да змеями,
чистыми рассветами
разбавляют мир.
Через звёзды к терниям.
Без любви… со стервами…
Вечные сомнения —
честь или мундир.

Ухватить бы облако
светлое, далёкое.
И, хотя бы, волоком
прочь из этих мест!
Мне не нужно лишнего.
Знаю, не простишь меня…
Где прощают ближнего,
вырастает крест.
2011

Ты явилась на свет голой.
Беззащитной, слепой птахой.
Привыкай, моя радость, к боли.
Привыкай, моя боль, к страху.

Ты явилась такой гордой,
в одиночку играть миром.
Привыкай, что твоим домом
станет угол чужой квартиры.

Ты явилась на свет чистой,
чтоб понять глубину бездны.
Выбирая критерии истин,
помни, ангелы те же бесы.

Ты явилась искать счастья,
прикрываясь своей надеждой.
Твой наряд разорвут на части.
Привыкай, быть простой грешной.

Ты явилась, чтоб быть любимой.
И врастая в свою нишу,
привыкай забывать обиду.
Привыкай становиться лишней.

Ты явилась сюда вольной
и обратно уйдёшь также…
Увлечённое новой ролью,
станет небо на миг старше.
2010

В кирпичных гробах распахнуты пасти.
На крышах антенны-кресты.
Семейный очаг коммунального счастья
сгорел и почти остыл.

На общей плите лиловое пламя
ощерилось вечным огнём.
Картошка… Бельё… Здесь сушат и варят.
И могут сожрать живьём.

Опухший рассвет похмельного утра…
Звереет синюшный закат…
Недели… Года дробятся в минуты.
И с грохотом падают в ад.
2011

Мне вчера приснилось, что я умер.
Снилось мне, как я лежал в гробу.
За столом, поодаль, пили люди.
Говорили про мою судьбу.

Говорили хорошо, но врали.
Выдавали пешку за ферзя.
Мне бы встать и дать бы им по харе…
Но я умер, значит мне нельзя.

Я лежал, не мог пошевелиться.
Но во сне я знал, что я живой.
Знал, что это сон и мне, лишь, снится…
Беспробудный пир за упокой.

И когда несли, я видел небо.
А на небе видел облака…
Мне бы встать и разразиться смехом.
Но я мёртвый… Мне нельзя пока.

Стало тошно только на погосте.
Люди врали снова до пьяна…
И когда вколачивали гвозди,
я проснулся и послал всех НА…
2011

Солнечные зайчики прыгают по стенам.
По ковру и люстре и по книжным полкам.
Нечего бояться, не от кого бегать.
Их не растерзают солнечные волки.

И в сметану с луком им попасть не светит.
Их не напугает ни сова ни филин.
Потому и рады солнечные дети.
Каждому желают, чтоб и вы так жили.

Солнечные зайчики не грызут коренья.
И в волшебных норках крепко спят ночами.
И не могут видеть грозного видения —
как растут и крепнут Лунные волчата.
2013

В день по чайной ложке никотина.
Смерть кобыле… Для меня – пустяк.
Брюки – парусами бригантины…
Аватар – идейный холостяк.

Утром, кофе обжигая губы,
расставляю знаки по местам.
Минусы – невымытой посуде.
Плюсы – непророщенным рогам.

День в работе, да в друзьях-подругах.
Много дел и прочей суеты.
Беготня по замкнутому кругу
с тлеющим предчувствием беды.

Вечер… Ночь… Размытые границы.
Блеклая туманность перспектив.
Чередой сменяемые лица
и слегка смущённое: прости…

Утром, снова, растворимый кофе.
Сердца стук. Заигранный мотив.
Чувство приближенья к катастрофе —
механизм сработает… И взрыв.
2009

А что-нибудь да непременно будет.
Так не бывает, чтобы ничего.
За глупость человека не осудят.
Простят его, за то что был живой.