Олег Лукойе - Рокировка. Избранное

Во мне давно две сущности сидят:
Печальный лирик и циничный клоун.
Они друг-друга поедом едят.
Один – вульгарен, злобен, избалован…

Второй – поэт, романтик и аскет!
Живёт почти безропотно и слёзно.
И приглашению на праздничный банкет
предпочитает пялиться на звёзды.

Их выходки калечили мой нерв,
противоречьем разрывали сердце.
И я влюблялся в ненавистных стерв,
шампанское закусывая перцем.

И вот освобождаюсь я от пут!
Пускай отныне, в этом мрачном мире,
в согласии и радости живут
Печальный клоун и Циничный лирик.
2008

Танцор вымеряет каждое па,
двигаясь в ритме танго.
Под каблуками хрустят черепа
тех, кто не вышел рангом.

И каждый его уверенный шаг —
гарантия праведных действий.
Ему не важно, кто брал рейхстаг.
Причины не терпят следствий.

Танцующий танго доволен собой
на глянцевой глади асфальта.
Он в прошлой жизни был чёрным рабом.
Он будет золой Бухенвальда.

Он ловит свой звёздный час.
Он мстит за то, что случится не скоро.
И в следующей жизни, узнав палача,
он узнает танцора…
2013

В тот вечер смурной я не выпить не мог.
А рак на горе, возьми да свистни…
И пОднял я душу свою как Бог.
На тысячу грамм над уровнем жизни.

Я был капитаном попавшим в шторм.
Накрытым волной. Девятым валом.
Я нёс на закуску чистейший вздор
и пол-бутерброда с копчёным салом.

Я шёл наугад. Раздвигал дома,
маршрут доверяя знакомым звёздам.
Меня не пугала сума и тюрьма.
На этой вечере я был апостол.

Я сам для себя был Исус Христос.
И сам для себя я был Иудой.
Я каждую блядь целовал взасос…
Но брезговал пить из одной посуды.

С рассветом душа вернулась в чулан.
А с нею и я… В свой тихий омут.
Не будет больше таинственных стран.
Я снова надолго впадаю в кому…

Я просто, в тот вечер, не выпить не мог.
Меня душила моя квартира.
Я поднял душу свою как Бог…
На целый литр над уровнем мира!
2011

С неба падает лунная крошка
на просмоленный черный город.
Завывают ветра истошно
и швыряют кленовый ворох.

Октябрятскими звёздами листьев
залепило квадраты окон.
Подворотни пугают свистом.
Город словно забыт Богом.

Снова чёрные думы о смерти…
Камень в душу… На плечи – горы!
Может быть это просто ветер?
Ну а может, сирена скорой…
2012

Время с горы камнем.
Солнцем горят грани.
Это мой врач давний.
С юности самой ранней.

Полночь пронзит сумрак,
лунным поддев рогом.
Кто-то опять умер…
Кто-то родился снова…

Время сомнёт в точку
всё, чему срок вышел.
Или порвёт в клочья
небо над самой крышей.

Камень с горы ближе.
Рокот его громче.
Осень хвостом рыжим
путает след гончим.

Врем с горы катит.
Давит собой ближних.
Этой горы хватит
на сто эонов с лишним.
2012

Снова под вечер хоронится солнце в лесу.
Завтра оно воскреснет на день сурка.
Ты разогреешь на ужин вчерашний суп.
Вот уж, действительно, всё в наших руках.

Прожит ещё один незабывамый день.
Выпито-съедено пять килограммов еды.
Где-то в конце тоннеля нас ждет эдем.
Ну а в начале конца дожидаемся мы.

Семь миллиардов сурков и для каждого свой
неповторимый и незабываемый день.
Радость порою такая хоть, волком вой.
Но почему-то не воется… Видимо, лень.
2013

Время убиваю игральными картами.
Дымом отравляю, топлю его в кружке.
Оживлять пытаюсь ноябрями-мартами…
Девочка шоссейная предлагает сушку.

Может не взрослею, или просто глупый —
в даты календарные словно по мишеням.
Месяцы… Годы… Сваливаю трупы…
В зеркале вижу итоги сражений.

Плотно упакован костями и жилами.
Кожа отражает минутные стрелы.
Отмечаю сбитые даты морщинами.
Украшаю голову серебристо-белым.

А на небе солнце мается весною,
щедро рассыпается травою зеленой.
Мне бы отстреляться и родиться снова.
Вспомнить как делал рогатку из клена.
2012

От начала до края земли
размотался клубок дорог.
Комом в горле последний блин…
Не поверил в меня мой Бог.

Растворился в голодной зиме
сорок пятый огарок лет.
Предоплата за то, что сумел
не пропить золотой рассвет.

То что ты называешь жизнь,
для других – погребальная лесть.
Дали жизнь, так давай, держись!
За хребет, да за то, что есть.

За небесный луч ухвачусь
и скручу про запас в клубок.
Я живой… Это просто грусть.
Жаль не верит в меня мой Бог.
2012

Я мешаю чёрное с белым,
чтоб строфа не смердила фальшью.
Я плачу не рублём, а верой
и меняю «быстрее» на «дальше».

Я ещё не порвал ласты.
Те, что мне предстоит склеить.
Уберёг меня Бог от власти,
да и честно сказать от денег.

Но зато у меня есть вера.
И ещё у меня есть порох.
Я умею беречь нервы.
Я не буду судить вора.

Мой удел и моё дело
до сих пор даже мне неизвестны.
Я умею чернить белым,
из ледышек складывать песни.
2010

То ли сказка, то ли быль.
Было в доме тепло, светло.
То ли в золото, то ли в пыль
билась бабочка о стекло.

Восходила звезда зарёй
и ложилась на верный курс.
В синем небе парил орёл,
вольной воли почуя вкус.

То ли песня, то ли стих
бился бабочкой о стекло.
Коль позвали в гости – иди!
За хозяйским гуляй столом!

Небо куталось в облака
и смывало дождями пыль.
Величаво горел закат.
Засыхал у крыльца ковыль.

То ли сени, то ли клеть.
Билась бабочка о стекло.
А свече суждено сгореть.
Пред иконой отбить поклон.

Волчье солнце взошло в ночи.
Было рюмочно на столе.
Ели с мёдами куличи.
Тошно бражнику во хмеле.

То ли сказка, то ли быль.
Догорела свеча к утру.
Сбились крылья в прах и пыль.
Не пришлась видать ко двору.