Владимир Берязев - Моя ойкумена. Том второй. Поэмы

Юрта Сорган-Шира
В предутреннем мраке, когда на тропе
Становится сыро,
Колодник возник, повинуясь судьбе,
В юрте Сорган-Шира.
Хозяйка застыла, сбивая кумыс
Широкой мутовкой.
А сам Сорган-Шира от страха прокис
И вымолвил только
Невнятное: «О-о». Лишь его сыновья
Чимбай и Чилаун
Вели себя как Тэмуджина друзья,
На долгую славу.
Колодка разбита, осколки в очаг…
Прояснели лица.
Сыр. Мясо. Кумыс. И ковер в головах
Смыкает ресницы.
Но вдруг да нагрянут и враз перебьют
Хозяев ночлега?..
Спасет беглеца не домашний уют,
А с шерстью телега.
В то черное облако шерсти густой
Нору прокопали.
В удушливом чреве, где мрак с пустотой
Супругами стали,
Три дня и три ночи прожил Тэмуджин,
Три дня и три ночи.
Он плакал, молился, мечтал, ворожил,
Терпел, что есть мочи.
А на день четвертый, в полуденный зной,
Ленивые стражи
К телеге добрались. Хозяин с женой
К ним вышли, и даже
Подумали – пробил их час роковой,
Сейчас обнаружат
В норе беглеца. И подымется вой,
Погибели ужас.
– И Боги не вспомнят такую жару!
В такую-то сушь я,
Когда бы залез в шерстяную нору,
То сдох от удушья. —
Сказал Сорган-Шира. – Хотите узнать,
Где скрылся колодник,
Велите по темным ущельям искать,
По рекам холодным.
И черную гору, как тучу с грозой,
Не тронули стражи.
Мечами потыкав, песчаной косой
Отправились дальше.

А бедный хозяин уже причитал:
– О, ветр ошалелый!
Ты угли костра моего разметал,
Ты лапою белой,
Ты снежным ударом едва не сгубил
Очаг моих предков.
Ты в пепел развеять готов мой аил,

Созрей же вдали от жилья моего,
Оставь нас в покое.
Ты так же, как пращур, не мира сего —
«Наставник соколий».
Лишь ловля иная тебе предстоит —
Не птиц перелетных —
Пусть дух твой под знамя свое закогтит
Батыров свободных.
Вот быстрая лошадь, вот лук и стрела,
Вот мясо в дорогу.
Узда. И вода в бурдюке. Но седла…
Кресала в подмогу
Не дам, потому что ни это, ни то
Не смог бы украсть ты…
Скачи…
И пускай тебя Кол Золотой 10 10 Полярная звезда, коновязь
Спасет от напасти.

Певец-кайчи
Под вечер унялись полеты стрижей,
Тропа не пылится.
И месяц взошел промеж чутких ушей
Гнедой кобылицы.
Избег Тэмуджин и мечей и погонь.
Не взяли подранка
Паршивые псы…
Но откуда огонь?
Там чья-то стоянка!
Ветла под обрывом и хилый костер
Чуть теплит уголья.
Над мраком колышется млечный простор,
Алмазною солью
Присыпанный густо по краю небес.
И горы темнеют…
С кобылы беглец с осторожностью слез.
И ночь – каменеет…
Над жаром багровым кружит мошкара,
И стелется сладость
Кизячного дыма…
Старик у костра…
Нечаянна радость
Тепла и беседы в росистой ночи.
Затеяв беседу,
Узнал Тэмуджин, что алтаец-кайчи
Кочует по свету.
А песня кайчи словно горный ручей
И гром над полями!
А слог убаюкивал ярость мечей
И демонов пламя.
Кто знает десятки родных языков,
Чье имя – свобода?
Кто славит героев и помнит врагов
Степного народа?
Кто дышит, как дышит цветущий простор
В зеленом разбеге,
Кто даже с Богами ведет разговор
На песенном бреге?
То старец, пришедший от гор золотых,
Где хищные грифы
Оленей когтят, где хозяева их,
Могучие скифы,
Лежат под курганами черных камней
В огромных могилах,
К былому величью из мира теней
Подняться не в силах.
Где все проходили, и все пронеслось,
Как снежные залпы.
Где высится мира державная ось.
И царские залы
Поющих долин открывает Алтай
Незлобному взору.
Ты слышал? Ты видел?
Иди, передай,
Ту песню Простору.

Вопрошанья Тэмуджина
Скажи мне, Сказитель, любимец Богов,
В чем кривда и правда?
Зачем я родился и кто я таков?
Убийца ли брата?
Иль раб, обреченный без слуг и скота
Обгладывать годы?
Зачем оборванцу твоя красота
И песни свободы?
Прислушайся к ночи, того и гляди
Лисицы забрешут.
Ты едешь, не зная, что ждет впереди:
Разденут, зарежут,
Отнимут коня или плюнут в лицо
За то, что нездешний.
Вон – в ухе серьга, а на пальце кольцо,
Не худы одежды.
Где племя героев?..
Родня у родни
Скотину ворует!
Дух предков укрылся в орлиной тени,
А трусость жирует.
На душу уснувшую, душу земли,
Слетаются совы…
Скажи мне, Сказитель, как люди могли
Дойти до такого?
Отец говорил, что китайцы живут
По строгим законам,
Что есть император, и войско, и суд,
Вельможи под троном,
Что труд там искусен, сады словно рай,
Ни зноя, ни стужи…
Но ложью и рабством источен Китай,
И роскошью – души.
Там тесно и душно, там зависть кругом!..
Не в том наши беды,
Ведь нам за три дня не добраться верхом
К аилу соседа.
И власть, словно воду в горсти, уберечь
Не могут монголы.
Ничтожны дела их, и мысли, и речь
По юртам и долам.
Ничтожен народ – не народ, а навоз —
Без Бога и права.
Но знаю – Держава превыше всего,
Хаган и Держава!

Струны топшура
Вдруг ожил топшур под рукой старика,
Заныл, как заноза…
– Вопросы, как лебеди, издалека,
Как камни с откоса.
Ты все уже знаешь на четверть, на треть:
Где гниль, а где слава.
Держава превыше всего… Но ответь —
Что держит Держава.
Кто зиждет, кто выковал скрепы её?
Чье сердце под властью?
И льется ль на души с Небес мумиё
Любви и согласья?
Коль скоро достигнешь, что члены родов
Созвучны, как струны,
Тропу проторишь ты на сотни годов
К престолу Варуны…
И пальцы метнулись, как резвый скакун,
Щипком и прицоком,
Сплетаясь в узоры неведомых рун
На камне высоком.
И пальцы кружили, как 10 волков,
У ног маралухи.
А голос наполнился влагой Богов,
Глаза стали сухи.
Та песня – как древле сошел на Алтай
Год страшного зноя,
Как спас все народы герой Сартакпай.
А силы героя
Таились не в чарах, что смерти лютей,
Не в демонах света,
А в радостной вере, сплотившей людей —
« Вы можете это !»
Тем чудным орудьем он скалы бурил
Над бурной Катынью,
Канаты-шелка над стремнинами вил,
Меж синью и стынью
Мосты протянул, чтобы шел караван
С мукой и товаром,
Чтоб желтый купец из империи Тан
Пылился недаром.
Он строил не только дороги в горах!
Страну орошая,
Тяжелой киркою он первый сувах 11 11 Оросительный канал, арык в горах —
Залог урожая —
В долину направил и, русло пробив,
Повыложил камнем,