Наталья Метелица - Зря боишься больного зверя. Стихи

Ты спрашиваешь: где?..
Там не бывает
Обычных фраз.
И даже – нет стихов,
Хотя без них и солнце остывает.
Но такова моя страна грехов.…

Но грех мой милосерден. «Волен», «болен» —
Ты можешь выбирать любую роль,
Чтоб отыграть без слов.
Спокойный воин,
Не распыляющий себя ни вширь, ни вдоль

В чужой игре.
Я принуждать не смею.
У принуждения всегда позорный след.
Да и расплата.
Над землей моею
Чужие вороны…
Кричать…
галдеть…

Да и обманывать гремящей добротою —
Со мной делить слова напополам,
Чтоб – две вины,
две боли?..
Разве стою
Таких друзей,
что идолы —
врагам…

У внезапности лицо красивей —
и страшнее.
Не было вчера – ни да, ни нет.
А сегодня сразу всё!.. Колье на шее
и колечко «минус-двадцать-лет».

Всё идет как взорванная схема.
Ночью – солнце,
днем —
по восемь лун,
Но светло же!..
Это нежный демон*
спит еще,
развратник и колдун.

Но черты становятся родными.
Дальше – просто привыкаешь к ним.
А потом – лишь страх…
Внезапно – имя.
Он – с другой.
И ты —
почти с другим.
……

У внезапности такая власть шальная,
что неведома земная суть
завтрашнего!..
И, любовь встречая,
сразу завещай,
где
погребут…
…

И даже время по твоим законам
течет в тебе иначе, когда ты
устанешь быть любимым и влюбленным —
и нажимаешь паузу. Черты

мои стираются на сутки.
Ладони забываются на год.
И ты живешь с насыщенным желудком
и легким сердцем – никого не ждет,

не любит, не скучает, не болит
на паузе… на точке… перед точкой,
что будет дальше… Одинокий стыд
во мне не знает помощи. Короче

не сделается час, когда тебя
выискивает каждая секунда —
и я не властна в лабиринте лба
остановить отчаянье, как будто

уже конец всем паузам твоим
и ты такой бесчувственно цикличный
сотрешь из памяти нажатием одним
всю жизнь мою, где время безгранично

принадлежит тебе лишь одному.

Из какой глубины
эти воды?
Из какой высоты
этот свет?
Для кого ты?..
и главное —
кто ты?!
Хоть бы раз
на тебя посмотреть.

Я б тебя той водой и умыла.
Ослепила бы
светом твоим.

Я не мщу —
я ЖАЛЕЮ, мой милый,
что ты прежде
так
не был любим!

Посмотрел бы в себя —
и стал жалок.
Да увидел бы свет
у других.

И чужая река —
мой подарок —
превратила тебя бы
в родник!

На цыпочках крадусь к тебе.
Дышу, как лето, – без дыханья,
Но горячо. Ты мой, мне равный,
И предначертанный в судьбе,
Да не распробованный вкусом,
Когда для сердца – всё легко
И ясно, пусть и далеко,
А я так мучаюсь, и злюсь я.

Прилив небесной глубины
Чуть охлаждает мои раны,
Сближая, смешивает страны
И стороны, что не видны
Чужому взгляду осужденья,
Чужому слову, что казнит.
А я бы каждому из них
Была улыбчивым прощеньем.

Когда мы счастливы, прощать
Худую глотку чьих-то сплетен —
Такая радость, будто дети
Сумели зайчика поймать.
…

И вот на цыпочках… назад.
Тихонько дверь. Тихонько – разум,
Не понимая всё и сразу
Того, что не дано понять.

Огонек не бывает просто,
Потому как – всё неспроста.
Вот вы пишете: я не та,
и теку не по той березе,
и в лесу я не том, и поляну
я не ту захватила себе,
лишь бы к вам до заката успеть
да и в собственность – четко по плану:
напоить,
одурманить,
сгубить!

Скучно. Скууууууууушно!
Вы хоть бы огни
подкормили: трухлявые пни
не осилят весеннюю прыть.

Я не та – и от этого рада!
Хорошо, что ни здесь,
ни там!
Я не ТА —
потому что и вам
не случилось стать
ТЕМ.

Чёрт – да ладан…

Прощаться не умею.
Так всегда
есть право жить, встречая завтра снова
всех, распрощавшихся со мной.
Вода
в песочном замке и внутри
пустого слова
становится живой и полной каплей,
соединившей все моря в себе, —
и даже те, которых нет на карте
и уж подавно не было в судьбе.

Но я ведь не прощалась!
Люди-капли
текли по руслам вен, врезаясь в тромб
ИЗ НИХ САМИХ!..
Зачем вы
и сюда ли?
Или всё лучшее —
до лучшего «потом»?!

А сами-то вы верите в то чудо,
что если делать вид, что нет конца,
то завтра снова на восход придете, —
будто
вас только что
достали из Ларца.

Не всякими хлебами будешь сытый.
Не всякою любовью – обогретый.
Среди обжорства
каждый рот —
проситель.
Средь голода
полынь-трава —
конфеты.

В руках несу (не коробейник модный)
сухие крошки —
сытым и голодным.
Одним – урок,
другим —
подарок сдобный.
Ответь,
мне руку протянувший:
«КТО ТЫ?»

На маленьком клочке чужой земли
жил человек. Не раб – и не свободен.
Но и тому нашлись завистники, – в пыли
чужих ветров узрев, как благороден
был человек, не знавший о себе, —
ни родины, ни предков, ни призванья, —
и чаявший найти в чужой толпе
родных, по радости того незнанья.

Он знал, что есть хозяин той земли,
но никогда не жаждал его власти:
июльские лучи на равных жгли
и праздники, и горькие несчастья.

Над той землей был тоже господин.
Ведь каждый – раб чего-то и кого-то.
Но рядом с мудростью найдется хоть один,
с соблазном Каина…
Искариота…
и прочих разлагающихся душ,
кто на своей земле – и то бездельник,
когда другой
везде смирен и дюж,
благословляя каждый понедельник.
…

Не надо быть святым ни для кого:
лишь шестикрылые скрывают свои лица,
чтоб смертных не обжечь!..
У всех снегов
есть дар живой —
умыть и дать напиться.

У этой маленькой печали
Так много радостных причин —
Ты сотворил закат случайный
Из смешанных в бокале вин.

Я говорю, что всё некстати,
То гордая – каприз души,
То виновато свое «хватит»
Вставляю после «не спеши».