Сергей Щипанов - По ту сторону

– Помолитесь за меня, дорогая сестра, – просил молодой парнишка, совсем ещё мальчик. Он тяжело умирал: прострелен живот. Я ничем не могла помочь.

– Хорошо, – обещала я, стараясь утешить несчастного.

– Иди ко мне, милашка! – слышалось с другого конца каморки. – Я тебя приголублю.

– Пошёл ты! – отвечала я по-русски, и добавляла непечатно.

– Гы-гы-гы, – ржали легкораненые, не понимая слов. Их мой гнев забавлял.

Офицеры сюда не заглядывали, отчего дисциплина сильно «хромала». Пожаловаться на хамские выходки я не могла. Будучи фактически бесправной, вынуждена терпеть, стиснув зубы, или огрызаться, давая «ловеласам» повод для веселья.

Мистер Тревер в обращении со мной использовал старый как мир принцип: я начальник – ты дурак. Не упускал случая поехидничать над «недоучкой из варварской страны», выпячивал свою «учёность», сыпал латынью. Надутый индюк. Посмотрела б я, попади он к нам в «хирургию». Максимум, что ему доверили бы – горшки выносить.

Но действительность такова, что подавать больным «утку» приходится мне.

В Северном море штормило. Дувший с ночи крепкий норд-ост к утру перешёл в очень крепкий, а тот разгулялся до шторма. Нас основательно потрепало, но причин для беспокойства как будто не было, тем более что к полудню ветер стал стихать. Но, как оказалось, ненадолго. За каких-нибудь полчаса шторм набрал прежнюю силу.

Обоим кораблям грозила серьёзная опасность: ветер гнал их к острову Гельголанд, северный берег которого – непрерывная цепь отвесных утёсов. Я уже имела возможность полюбоваться ими, когда «Единорог» из Антверпена шёл к Датским проливам. Запомнились отвесно падающие в море красноватые скалы и одиноко торчащая «башня» – глыба до полусотни метров высотой. Моряки зовут её «Длинной Анной». Очень эффектное зрелище, но для корабля верная гибель – шваркнет о скалы, разобьёт, как пустой орех.

Сначала я сидела в «лазарете», занималась больными. Они, осознавая опасность, притихли, старались не гневить Бога. Раненый в живот парнишка умер этой ночью, но заниматься им – спускать тело в море – не время. Его завернули в парусину, как в саван, и оставили на месте.

В обед, когда буря стала чуть стихать, кто-то из матросов принёс раненым поесть. Я, воспользовавшись перерывом, вышла из кубрика и больше не стала туда возвращаться. Поднялась на палубу.

Сразу увидела капитана. Он стоял на мостике, рядом с рулевым. Тот что-то говорил, указывал рукой прямо по курсу. Там над волнами темной громадой вставал скальный массив.

Я обратила внимание: у нас все паруса убраны, корабль идёт под одними снастями. Слева по курсу примерно в трёх кабельтовых виднелась качающаяся на волнах «Сирена». Тоже с убранными парусами.

Ветер налетал порывами, свежел, вновь набирал силу. Скалы медленно, но верно приближались.

Капитан прокричал команду ставить марселя и кливер. Для «Сирены» подняли сигнал «делай как я». Это было очень опасно (даже я понимала), но без парусов корабль становился игрушкой ветра и волн.

Шторм опять разыгрался не на шутку. Ветер сбивал с ног. Чтобы не свалиться, пришлось крепко ухватиться за снасти. Но я не и думала уходить с палубы. Всё поглядывала на капитана Хоума, не сознаваясь себе, что любуюсь этим молодым красивым мужчиной.

Чем-то он напоминал актёра Виталия Соломина – рыжеватый, с открытым добрым лицом. Носил усики и бородку, которые его не старили, скорее подчёркивали молодость – лет двадцать пять, не больше. Мой ровесник.

Капитан стоял за штурвалом, напряжённо всматриваясь вдаль, отдавал короткие приказы помощнику. В его руках была теперь судьба корабля и наши жизни. А я, подобно влюблённой в учителя школьнице, пялила глаза, не думая об опасности.

Грохотало. Ослепительные вспышки молний сопровождались небесной канонадой, заглушающей вой ветра, силящегося изорвать паруса. Потоки солёной воды то и дело обрушивались на палубу. «Надо было привязаться», – думала я запоздало, изо всех сил держась за шкот. Стало не до девичьих грёз. Просто страшно.

Сейчас или разобьёмся о скалы, или…

Матерь Божья, защити меня, грешную!

Краем глаза я заметила: утёсы остались справа по борту. Прямо по курсу – пологий берег.

Корабль содрогнулся от киля до верхушек мачт. Мы сели на мель.

Роберт Хоум, капитан «Святого Эдмунда», сумел отвести корабль от грозящих гибелью скал. Оказавшись на мели, мы ещё очень легко отделались.

Последующие трое суток команда разгружала судно, чтобы вызволить его «из плена». Неожиданно появилась «Сирена», которую записали в пропавшие. Этому кораблю повезло больше – сумел обогнуть остров с востока и укрыться от бури в тихой бухте.

Порядком потрёпанные, суда продолжили путь.

На траверсе Антверпена Хоум неожиданно принял решение зайти в порт, подлатать державшуюся на честном слове «Сирену». Да и «Эдмунду» не мешало дать ремонт.

Вновь увидела причал, с которого начался мой вояж по Северному и Балтийскому морям. Немало воды утекло с той поры, и я уже не та. Кое-чего повидала, и плохого, и… очень плохого. Стала мудрее? Не знаю. Жизненного опыта прибавилось, точно. Вот только пойдёт ли он впрок?

А порт ничуть не изменился. Та же суетня снующих туда-сюда людей, те же звуки и запахи. Антверпен пока не собирался сдавать позиций, оставаясь морскими воротами северо-запада Европы.

Сойти на берег мне не разрешили. Опасались, ясное дело, что убегу. Интересно, на кой чёрт я им сдалась? Тащить в Англию, стеречь, тратить на меня провизию. Была б важной птицей, или действительно опасной преступницей, было б понятно, а так…

Меня навестил капитан:

– Я не могу отпустить вас на берег, мэм. Однако, мне кажется, вам пора обзавестись женским платьем… У вас ведь есть деньги?

– Да, сэр. Есть немного.

Они оставили все мои скромные сбережения – жалование за службу на «Единороге». Сохранили в неприкосновенности и имущество, но после тщательного досмотра. Сначала обыскали меня: мичман Адамс с явным удовольствием ощупал с головы до ног, да ещё хлопнул по заднице, паразит. Потом стал рыться в сундучке, доставая и осматривая каждую вещь. Дошла очередь до Ларискиного мобильника и зарядного устройства. Непонятные предметы озадачили мичмана.

– Что это?

Неподдельное изумление юного шалопая (ему и двадцати не было) вызвало у меня усмешку.

– Это сотовый телефон, – ответила я не без ехидства. Пусть поломает голову!

– Сотовый что?

Я перешла на русский:

– Не парься, приятель. Не для твоих мозгов задачка.

Адамс нахмурился:

– Обращайтесь ко мне по-английски!

Я подчинилась:

– Телефон – от греческого «теле» – далеко и «фон» – звук. Длинное ухо – так понятно?