Мартин Кукучин - Дом под горой

Шьора Бонина крепко сжала губы. Ни один вздох не должен прорваться! Что ж, это правда — она ведь тоже ткала, ткала, а ткань-то совсем другая получилась… Но шьора Бонина — натура здоровая, ржа на нее не ложится. Стряхнув с себя бесплодное сожаление, она бодро заговорила:

— Э, да что там! Не погибнет, поди, моя Дорица. Конечно, что правда, то правда: лучше было бы ей оказаться под твоим крылышком. Но раз невозможно это — нечего и голову сушить. Поспешил твой Нико, не понимаю, что ему втемяшилось… Ладно, пускай ему будет хорошо, а мы уж как-нибудь обойдемся. Годы Дорицы еще небольшие, может и подождать. Такого не бывало, чтоб в роду Веллески кто-нибудь оставался старой девой. Все замуж повыходили! Даже я замуж выскочила, хотя, судя по моей наружности, никто бы этого не предполагал. Достался мне мой Илия — многое ему в упрек ставят, но мне, слава богу, пожаловаться пока не на что. Разве виноват он, что порой нам одеяло коротко бывает? Значит, надо и под таким уместиться, ноги поджать… Явного недостатка-то пока еще нет. А Дорица выйдет из пансиона через месяц-другой, на ее место Цара поедет. Очень удобно — одна сестра другую сменит, не придется тесниться…

Такими разговорами тешатся подруги, и понемножку исчезают морщинки со лба Анзули — она даже весело рассмеялась. А тут Мандина внесла кофе — тоже хорошо.

После обеда Нико переоделся, оседлал весело заржавшего Руменко и выехал в виноградники. Они выглядят теперь уже совсем иначе: листьев почти не видно, одни гроздья торчат вплотную друг к дружке. На одних кустах виноградины маленькие, как дробинки, зато другие сумели бог весть откуда насосаться влаги, разбухли. Блестят спелые виноградины, словно сделаны из черного, с сизым отливом, стекла. В виноградниках много народу, все мужчины с ружьями. Целые компании угощаются сладкими желтыми фигами — ими сразу как-то обсыпались деревья. Кое-где мальчишки, спрятавшись в кустах или в шалашиках из веток, свистом подманивают легковерных птиц, и те, разжиревшие на спелых фигах, одна за другой опускаются на прутики, обмазанные клеем…

Нико и не смотрит на красоту далматинской природы, такой волшебной в пору созревания винограда! Стремительный бег лошади отвечает его настроению, сладостным мыслям, в которые он так глубоко погрузился, что и не заметил, как Руменко весь покрылся по́том.

— Эге, приятель, вижу, разленился ты в стойле! Возьму-ка я тебя опять в оборот…

Конь запрядал ушами, вскачь понесся обратно к городу, подбрасывая седока.

Передав коня Юре с приказанием поводить его, Нико отправился в Читаоницу.

Там собралось много народу. Одни обсуждают городские новости, другие играют в карты. При появлении Нико воцарилась неловкая тишина: всем как-то не по себе. Был бы Нико способен сегодня к наблюдениям, он легко сообразил бы, что означает эта странная тишина. Но сегодня нельзя ждать от него такой проницательности.

— Экхе-гм… — начал шьор Мене. — А меня это вовсе не удивило…

Все так и замерли, ждут, затаив дыхание: сейчас Мене оскорбит Дубчича… С него это станется — очень уж резкий, суровый характер у Мене. Кое-кто подошел к нему поближе, чтобы предотвратить ссору, которая была бы страшной.

— Два петуха на одной навозной куче — тут добра не жди. Особливо когда куча-то невелика. Я предвидел, что они рассорятся…

«Что он еще выпалит? — тревожится Зандоме. — Скандала не избежать: побьются, как мальчишки… Мене, когда обозлится, сущий дьявол…»

— Старик-то постарел бесповоротно, уже и впрямь стариком стал. И тут оба — и Франк, и Фольнегович [36] Фольнегович Фран (1848—1903) — хорватский писатель, политический деятель. С 1875 г. — депутат хорватского сейма от «партии права». желают захватить власть. Разве не так?

— Так, так! — поддержали Мене со всех сторон.

Облегченно вздохнули: вот, оказывается, куда Мене повернул! С благодарным чувством смотрят на него: стало быть, не такой уж он забияка! Те, кто подошли было к нему, теперь расступились — пускай все видят этого великого дипломата и политика.

— И вот я спрашиваю: кто из них победит? — Шьор Мене расставил ноги, руки заложил за спину и с удовольствием обвел взглядом слушателей, которые не отрывают от него глаз, восторгаясь его умом. — Угадать нетрудно! Фольнегович ленив — Франк деятелен, как муравей. Кто же тут усомнится?

— Правильно! — раздались голоса.

— И это очень плохо, дети мои. Не доверяю я господину Франку. Никогда не знаешь, что у него на уме. Кто предскажет, куда такой человек заведет партию? У старика были твердые принципы, как у всех людей несокрушимых убеждений, а у этого только беспредельные амбиции. И потом, не забывайте, — шьор Мене предостерегающе поднял палец, — не забывайте, что Франк — еврей, хоть и крещеный.

— Да, да, это немаловажное обстоятельство, — поддакивают одни; другие же, по-видимому, приверженцы Франка, с оскорбленным видом отходят в сторону.

— Sempre questa brutta politica! [37] Вечно эта гнусная политика! (итал.) — крикнул бывший чиновник налогового ведомства, ныне пенсионер. — Зачем совать нос в дела, которые нас не касаются? Пускай эти господа по ту сторону Велебита [38] Велебит — приморская горная цепь в Хорватии. хоть передушат друг друга, если им нравится… Нам с ними нечего делить. Мы сами по себе, а они пускай там грызутся…

— Ого, сударь! — воскликнуло сразу несколько человек. — Так нельзя! Они и мы — одна нация, одна плоть! Автономия Далмации — пройденный этап…

— И очень плохо, дети мои, очень плохо! — Чиновник покачал головой. — Вот и видно, что мы еще дети. Лично я предпочитаю присоединиться к дяде, достаточно богатому, чтоб давать, чем к брату, у которого карманы пусты.

— А что дала нам Австрия?! — закричало человек десять.

— Да как же может она вам хоть что-нибудь давать, когда вы только и смотрите, как бы вырваться от нее! Посмотрите, сколько она дала Боснии! Дороги, телеграф, фабрики…

— К Италии вы тянете, к Италии!

Чиновник замахал руками.

— А не тянете, так потому, что не можете!..

— Да присоединяйтесь к кому хотите, мне-то что! — уже в гневе закричал чиновник. — Две нищеты в одной упряжке — вдвойне нищета! Пускай на вас пашут всякие политиканы! Сегодня Франк, завтра Фольнегович, через неделю Беллабокка [39] Беллабокка — «красивые уста» (итал.) . то есть ироническое вымышленное имя для сладкогласных политиканов. или как их там еще…

Все расхохотались, как всегда, когда господин чиновник в отставке увязает в политике. Он так смешно размахивает руками, такие неожиданные кувырки проделывает его аргументация, что всякий диспут, в который он встревает, кончается всеобщим весельем. Потому и терпят его в числе членов Читаоницы, несмотря на проитальянские настроения.