Мартин Кукучин - Дом под горой

— Нет хуже, когда голодный к кормушке продерется…

— Да замолчите вы! — прикрикнул на них кто-то, чей голос дрожал от возмущения и злобы. — Не то все вдребезги разобью!

Парни притихли. Поднялся Пашко, вызывающе вскинув голову.

— Пойдете со мной, ребята? Ведь всем нам позор! А мне терять нечего — пускай хоть в Каподистрию [44] Каподистрия — тюрьма неподалеку от Триеста. сажают!

— Не дури, Пашко! Охота руки марать! Да и было б ради кого…

— Не бойтесь, вас не поймают. Других мы гоняли, чем этот лучше? Пускай запомнит!

Парней не надо было долго уговаривать — все вскочили на ноги.

Нико неторопливым шагом приближался к белому двору своей нареченной. Калитка уже заперта на щеколду — так, по старинному обычаю, делалось каждый вечер испокон веков. В доме и во дворе таинственная, даже торжественная тишина. Такая тишина может царить только над домом крестьянина, когда, на мягких крыльях, слетает к нему первый сон. Как нарушить священный покой? Нико почувствовал себя чуть ли не вором… Испугался, когда над головой его, со старого падуба, крикнул петух, этот верный страж, пропевший некогда и для святого Петра, когда тот отрекся от господа… Где-то в стороне петушиному крику ответил дикий рев осла. Священная тишина разбилась, и уже не так совестно Нико подергать щеколду. Предостерегающее «кукареку» не смолкает, закудахтали куры… В доме послышались приглушенные голоса, затем — легкие шаги. Щеколда упала, калитка со скрипом отворилась, и в ней показалась Катица, еще не успевшая раздеться на ночь.

— Я как раз собиралась в постель, а тут и вас услыхала… Что же вы не сказали, что придете? Мы бы вас ждали…

— Да мне только сейчас в голову пришло, сам не знаю отчего; так мне было грустно, одиноко, захотелось тебя повидать — вот я и пришел…

Разговор с Зандоме, тягостное чувство одиночества, охватившее Нико после него, — все это кажется ему теперь дурным сном. На ниве жизни снова зацвели цветы, сверкая роскошными красками!

— Как хорошо! — обрадовалась Катица.

Держась за руки, они подошли к лавочке под стеной дома, сели. Нико молчит, упивается воздухом, которым дышит его Катица.

— Ах, я бы до утра не заснул, если б не повидал тебя, не услышал еще раз твой голос…

Каждое слово его, каждый вздох полны счастья. Катица видит — Нико уже весь ее, уже никто его у нее не отнимет. Чувствует она свою власть над ним, чувствует, как покоряется он ее воле. И наслаждается в душе, торжествует…

— Только всегда ли так будет? — вздохнула она: сомнения снова пробудились в ней.

— Как же иначе? Я хочу, чтоб так было всегда, до самой смерти…

— Как это странно… Почти невозможно поверить! Я низкого рода, ах, как было бы хорошо, если б вы были из наших, мне ровня!

И, позабывшись, она склонила голову к его плечу, но тотчас спохватилась: сказала неправду! Вот Пашко ей ровня, а как она с ним поступила? Именно то, что Нико не ровня ей, и привлекло ее!

А Нико вспомнились слова Зандоме, его предостережения.

— Ты станешь ровней и мне, и любой даме в городе. Не бойся. Раз моя мама согласна, бояться тебе нечего.

Катица сжала его руку своей горячей, сильной рукой.

— Я буду слушаться ее, буду любить, — вымолвила она с одушевлением, переполненная благодарностью к его матери, к нему, ко всему миру… Ее приняли, вознесли высоко, озарили счастьем, богатством — как же ей не быть благодарной? В сиянии этого счастья совсем померкла фигура Пашко, дерзкого, сурового, который столько о себе воображает…

— Все можно преодолеть там, где есть любовь, — сказал Нико, словно отвечая собственным возражениям. — Нас еще будут вспоминать, благословлять — и именно благодаря тебе. Ты из простых, ты склонила к ним мое сердце! Труд велик — ведь нива обширна и запущена…

Катица с недоумением подняла на него глаза: что за странные вещи говорит он, в них нет никакого смысла, никак они не связаны с нею, с ее любовью…

— Ты молода, умна, переимчива. За какой-нибудь год станешь дамой, словно родилась во дворце. Могут ли устрашить меня какие-то пугала? Главное — любить, а тогда явится и созвучность души…

«Ах, как он меня любит! — думает Катица. — Заснуть не мог, пока меня не повидает!» И от радости, благодарная, она теснее прижалась к нему.

— Я буду бодрствовать над тобой, дорогу тебе расчищать, чтоб тебе легче было, — говорит Нико. — Не бойся. Привыкают же другие к нужде — отчего же моей Катице не сжиться с богатством? Она ведь такая способная! Правда?

— О, это легко — я научусь…

— Вот видишь! Я и говорю, — ты станешь такой, будто век во дворце жила! — радостно воскликнул Нико, обнимая ее.

— Тут и года не потребуется, я сразу смогу, только захотеть…

— Конечно! Я тоже так думаю. Прежде всего старайся понравиться маме. Приходи к ней, пускай она тебя узнает, полюбит… От нее научишься владеть всеми пружинами, которыми тебе когда-нибудь придется управлять!

«Как красиво говорит он, боже мой, как красиво! — ликует Катица. — До чего же я счастлива, боже мой, как мне будет хорошо!»

Они смолкли; сидят, прижавшись друг к другу, переполненные счастьем, и мысль их блуждает по ниве будущего — в цветах, сиянии и ароматах…

Пробило одиннадцать, когда Мате вышел во двор глянуть, «не собирается ли дождь». Это напомнило Нико требование матери сохранить с Катицей отношения чистые, без пятнышка… Он поднялся — с тяжелым сердцем, чувствуя, что высказал еще не все, что только начал, и много еще осталось недосказанного. Катица проводила его до калитки, и тут они простились долгим, бесконечным поцелуем, словно расставались не до завтра, а навек. Катица смотрела ему вслед, пока стройная его фигура не слилась с ночной темнотой. И после этого еще долго прислушивалась к его энергичным шагам — отзвук их так четко долетал в тишине ночи…

Вдруг что-то стукнуло, будто упало… И еще стук, потом сразу два…

— Это что за безобразие?! — уже издалека раздался голос Нико. — Кто там швыряется?!

Ответа не было, только звуки падающих камней участились.

— Кто осмелился?! — кричит Нико в гневе, но глухая ночь прикрывает тех, кто бросает камни, и ответа нет.

Вот уже смолк и голос Нико, и слышит Катица только, как застучал целый град камней, а шаги Нико уже не ритмичны, не решительны — заспешили, это скорее какие-то скачки: Нико бегом бросился к городу, провожаемый камнепадом.

Так довелось и ему узнать, что это такое — удирать от камней… Когда ничего не видишь, слышишь только, как густо падают за спиной камни, непрерывно, методически… Тут бесполезно личное мужество. Самый отважный, услышав позади себя стук камней, побежит сломя голову — и не стыдно бежать даже самым удалым, потому что надо как можно скорее миновать место, где засели камнеметатели. А чтобы игра удалась, последние размещаются цепочкой вдоль дороги, и каждый следующий начинает там, где кончает предыдущий.